Смешные Анекдоты Истории Цитаты Афоризмы Стишки Картинки прикольные Игры

Предлагаем вашему вниманию музыкальную композицию от исполнителя - iCall Phone, под названием - Мелодия вызывающая сон Мелодия, вызывающая глубокий сон... Ученые из Манчестера, создавшие эту мелодию, говорят: "Она замедляет дыхание и снижает.... На данной странице вы сможете не только прочитать слова или текст песни iCall Phone – Мелодия вызывающая сон Мелодия, вызывающая глубокий сон... Ученые из Манчестера, создавшие эту мелодию, говорят: "Она замедляет дыхание и снижает... , но и воспользоваться возможностью онлайн прослушивая. Для того чтобы скачать iCall Phone – Мелодия вызывающая сон Мелодия, вызывающая глубокий сон... Ученые из Манчестера, создавшие эту мелодию, говорят: "Она замедляет дыхание и снижает... на ваш персональный компьютер нажмите на соответствующую кнопку расположенную правее данного текста.

iCall Phone - Мелодия вызывающая сон Мелодия, вызывающая глубокий сон... Ученые из Манчестера, создавшие эту мелодию, говорят: "Она замедляет дыхание и снижает...

188561158

Слова iCall Phone - Мелодия вызывающая сон Мелодия, вызывающая глубокий сон... Ученые из Манчестера, создавшие эту мелодию, говорят: "Она замедляет дыхание и снижает...

Мелодия, вызывающая сон
(«iCall Phone-News»)

Ученые из Манчестера, создавшие эту мелодию, говорят: "Она замедляет дыхание и снижает активность мозга до такой степени, что появляется ощущение невесомости и полного расслабления, и человек сильно желает спать."

Восьмиминутный трек настолько эффективно вызывает сон, что в аннотации к песне автомобилистам запрещено прослушивать её во время езды. Группа ученых работала совместно с врачами, чтобы понять, какой ритм и мелодия положительно влияют на расслабление.

В результате у слушателей замедляется сердечный ритм, снижается артериальное давление и резко падает уровень гормона стресса - кортизола.

Сэр Андрей Константинович Гейм - действительный член Королевского общества, сотрудник и британско-голландский физик, родившийся в России. Вместе с Константином Новоселовым в 2010 г. он был удостоен Нобелевской премии по физике за его работы по графену. В данное время является Региус-профессором и директором Центра мезонауки и нанотехнологий университета Манчестера.

Андрей Гейм: биография

Родился 21.10.58 в семье Константина Алексеевича Гейма и Нины Николаевны Байер. Его родители были советскими инженерами немецкого происхождения. По словам Гейма, бабушка его матери была еврейкой, и он страдал от антисемитизма, потому что его фамилия звучит по-еврейски. У Гейма есть брат Владислав. В 1965 г. его семья переехала в г. Нальчик, где он учился в школе, специализировавшейся на английском языке. Окончив ее с отличием, он дважды пытался поступить в МИФИ, но принят не был. Тогда он подал документы в МФТИ, и на это раз ему удалось поступить. По его словам, студенты учились очень напряженно - давление было настолько сильным, что нередко люди ломались и оставляли учебу, а некоторые заканчивали депрессией, шизофренией и самоубийством.

Академическая карьера

Андрей Гейм получил диплом в 1982 г., а в 1987-м стал кандидатом наук в области физики металлов Института физики твердого тела РАН в Черноголовке. По словам ученого, в то время он не хотел заниматься этим направлением, предпочитая физику элементарных частиц или астрофизику, но сегодня он доволен своим выбором.

Гейм работал научным сотрудником Института технологий микроэлектроники в РАН, а с 1990 года - в университетах Ноттингема (дважды), Бата и Копенгагена. По его словам, за рубежом он мог заниматься исследованиями, а не иметь дела с политикой, потому и решил покинуть СССР.

Работа в Нидерландах

Свою первую штатную должность Андрей Гейм занял в 1994 году, когда стал доцентом университета Неймегена, где занимался мезоскопической сверхпроводимостью. Позже он получил голландское гражданство. Одним из его аспирантов был Константин Новоселов, который стал его главным научным партнером. Тем не менее, по словам Гейма, его академическая карьера в Нидерландах была далеко не безоблачной. Ему предлагали профессуру в Неймегене и Эйндховене, но он отказался, так как нашел голландскую академическую систему слишком иерархической и исполненной мелкого политиканства, она совершенно не похожа на британскую, где каждый сотрудник является равноправным. В своей Нобелевской лекции Гейм позже сказал, что такая ситуация была немного сюрреалистичной, так как вне стен университета его тепло встречали везде, в том числе его научный руководитель и другие ученые.

Переезд в Великобританию

В 2001 году Гейм стал профессором физики в университете Манчестера, а в 2002-м был назначен директором Манчестерского центра мезонауки и нанотехнологий и профессором Лэнгуорти. Жена и давний его соавтор Ирина Григорьева также переехала в Манчестер в качестве преподавателя. Позже к ним присоединился Константин Новоселов. С 2007 года Гейм стал старшим научным сотрудником Совета по инженерным и физическим научным исследованиям. В 2010 г. университет Неймегена назначил его профессором инновационных материалов и нанонауки.

Исследования

Гейму удалось найти простой способ изолировать один слой атомов графита, известный как графен, в сотрудничестве с учеными из университета Манчестера и IMT. В октябре 2004 г. группа опубликовала результаты работы в журнале Science.

Графен состоит из слоя углерода, атомы которого расположенных в виде двумерных шестигранников. Это самый тонкий материал в мире, а также один из самых прочных и твердых. У вещества есть множество потенциальных применений, и оно является превосходной альтернативой кремнию. По словам Гейма, одним из первых применений графена может стать разработка гибких сенсорных экранов. Он не запатентовал новый материал, потому что для этого ему потребовалась бы определенная область применения и партнер в промышленности.

Физик занимался разработкой биомиметического адгезива, который стал известен как лента гекко из-за липкости конечностей геккона. Данные исследования еще находятся на ранних стадиях, но уже дают надежду на то, что в будущем люди смогут взбираться на потолки, как Человек-паук.

В 1997 году Гейм изучал возможность воздействия магнетизма на воду, что привело к знаменитому открытию прямой диамагнитной левитации воды, которое получило широкую известность благодаря демонстрации левитирующей лягушки. Также он работал над сверхпроводимостью и занимался мезоскопической физикой.

По поводу выбора субъектов своих изысканий Гейм сказал, что он презирает подход, когда многие выбирают предмет для своей кандидатской диссертации, а затем продолжают ту же тему до выхода на пенсию. Прежде чем он получил первую штатную должность, он менял свою тему пять раз, и это помогло ему многому научиться.

История открытия графена

В один из осенних вечеров 2002 года Андрей Гейм размышлял об углероде. Он специализировался на микроскопически тонких материалах и задавался вопросом, как тончайшие слои вещества могут вести себя в определенных экспериментальных условиях. Графит, состоящий из одноатомных пленок, был очевидным кандидатом для исследований, но стандартные методы выделения сверхтонких образцов перегрели бы и разрушили его. Поэтому Гейм поручил одному из новых аспирантов Да Цзяну попытаться получить настолько тонкий образец, насколько это будет возможно, хотя бы в несколько сотен слоев атомов, полируя кристалл графита размером в один дюйм. Несколько недель спустя Цзян принес крупицу углерода в чашке Петри. После изучения ее под микроскопом Гейм попросил его попробовать еще раз. Цзян сообщил, что это все, что осталось от кристалла. В то время, когда Гейм в шутку упрекал его в том, что аспирант стер гору, чтобы получить песчинку, один из его старших товарищей увидел в мусорной корзине комки использованного скотча, липкая сторона которого была покрыта серой, слегка блестящей пленкой остатков графита.

В лабораториях по всему миру исследователи используют ленту для проверки адгезионных свойств экспериментальных образцов. Слои углерода, составляющие графит, связаны слабо (с 1564 г. материал используется в карандашах, так как он оставляет видимый след на бумаге), так что скотч легко отделяет чешуйки. Гейм поместил кусок клейкой ленты под микроскоп и обнаружил, что толщина графита была меньше, чем та, которую он видел до сих пор. Складывая, сжимая и разъединяя скотч, он сумел добиться еще более тонких слоев.

Гейму удалось впервые изолировать двумерный материал: одноатомный слой углерода, который под атомным микроскопом имеет вид плоской решетки из шестиугольников, напоминающей пчелиные соты. Физики-теоретики называли такую субстанцию графеном, но они не предполагали, что ее можно получить при комнатной температуре. Им казалось, материал распадется на микроскопические шарики. Вместо этого Гейм увидел, что графен остается в одной плоскости, которая покрывается рябью по мере стабилизации вещества.

Графен: замечательные свойства

Андрей Гейм прибег к помощи аспиранта Константина Новоселова, и они начали по четырнадцать часов в день изучать новое вещество. В следующие два года они провели серию экспериментов, в ходе которых были обнаружены поразительные свойства материала. Из-за его уникальной структуры электроны, не испытывая влияние других слоев, могут передвигаться по решетке беспрепятственно и необычайно быстро. Проводимость графена в тысячи раз больше меди. Первым откровением для Гейма стало наблюдение ярко выраженного «эффекта поля», проявляющегося в присутствии электрического поля, которое позволяет контролировать проводимость. Данный эффект является одной из определяющих характеристик кремния, используемого в компьютерных чипах. Это говорит о том, что графен может стать его заменой, которую производители компьютеров искали в течение многих лет.

Путь к признанию

Гейм и Константин Новоселов написали трехстраничную работу с описанием своих открытий. Ее дважды отклонял Nature, один рецензент которого заявил, что изоляция стабильного двумерного материала невозможна, а другой не увидел в ней «достаточного научного прогресса». Но в октябре 2004 г. статья под названием «Эффект электрического поля в углеродных пленках атомарной толщины» была опубликована в журнале Science, произведя большое впечатление на ученых - у них на глазах фантастика становилась реальностью.

Лавина открытий

Лаборатории всего мира начали исследования с использованием техники клейкой ленты Гейма, и ученые выявили другие свойства графена. Хотя это был самый тонкий материал во Вселенной, он был в 150 раз прочнее стали. Графен оказался податливым, как резина, и мог растягиваться до 120% своей длины. Благодаря исследованиям Филиппа Кима, а затем ученых Колумбийского университета было обнаружено, что данный материал еще более электропроводен, чем было установлено ранее. Ким поместил графен в вакуум, где ни один другой материал не мог замедлить движения его субатомных частиц, и показал, что тот обладает «подвижностью» - скоростью, с которой электрический заряд проходит через полупроводник - в 250 раз большей, чем у кремния.

Гонка технологий

В 2010 году, через шесть лет после открытия, которое совершили Андрей Гейм и Константин Новоселов, Нобелевская премия им все-таки была вручена. Тогда СМИ называли графен «чудо-материалом», веществом, которое, «может изменить мир». К нему обратились академические исследователи в области физики, электротехники, медицины, химии и др. Выданы патенты на использование графена в аккумуляторах, системах опреснения воды, усовершенствованных солнечных батареях, сверхбыстрых микрокомпьютерах.

Ученые в Китае создали самый легкий материал в мире - графен-аэрогель. Он в 7 раз легче воздуха - один кубометр вещества весит всего 160 г. Графен-аэрогель создается путем высушивания замораживанием геля, содержащего графен и нанотрубки.

В университет Манчестера, где работают Гейм и Новоселов, британское правительство вложило 60 млн долларов, чтобы создать на его базе Национальный институт графена, который бы позволил стране быть наравне с лучшими мировыми патентообладателями - Кореей, Китаем и Соединенными Штатами, которые начали гонку за созданием первых в мире революционных продуктов на основе нового материала.

Почетные звания и награды

Эксперимент с магнитной левитацией живой лягушки принес не совсем тот результат, который ожидали Майкл Берри и Андрей Гейм. Шнобелевская премия была вручена им в 2000 г.

В 2006 г. Гейм получил награду журнала Scientific American 50.

В 2007 г. Институт физики присудил ему премию и медаль Мотта. Тогда же Гейма избрали членом Королевского общества.

Гейм и Новоселов разделили премию 2008 года «Еврофизика» «за обнаружение и изоляцию одноатомного слоя углерода и определение его замечательных электронных свойств». В 2009 году он получил награду Кербера.

Очередная премия Андрея Гейма, имени Джона Карти, которой он был награжден Национальной академией наук США в 2010 году, была дана «за его экспериментальную реализацию и исследование графена, двумерной формы углерода».

Также в 2010 г. он получил одно из шести почетных профессорских званий Королевского общества и медаль Хьюза «за революционное открытие графена и выявление его замечательных свойств». Гейм был удостоен почетных докторских степеней Делфтского технического университета, Высшей технической школы Цюриха, университетов Антверпена и Манчестера.

В 2010 г. он стал кавалером ордена Нидерландского льва за вклад в голландскую науку. В 2012 г. за заслуги перед наукой Гейм был произведен в рыцари-бакалавры. Он был избран иностранным членом-корреспондентом академии наук Соединенных Штатов в мае 2012 г.

Нобелевский лауреат

Гейму и Новоселову за новаторские исследования графена была присуждена Нобелевская премия по физике 2010 г. Услышав о награде, Гейм заявил, что не ожидал получить ее в этом году и не собирается по этому поводу менять свои ближайшие планы. Современный ученый-физик выразил надежду на то, что графен и другие двумерные кристаллы изменят повседневную жизнь человечества так же, как это сделал пластик. Награда сделала его первым человеком, который стал лауреатом Нобелевской и Шнобелевской премии одновременно. Лекция состоялась 8 декабря 2010 года в Стокгольмском университете.

МОСКВА, 5 окт - РИА Новости. Нобелевская премия 2010 года по физике стала праздником сразу для двух стран, для родины лауреатов - России, и для их нынешнего дома - Британии. Шведские академики присудили высшую научную награду Андрею Гейму и Константину Новоселову за открытие двумерной формы углерода - графена, заставив российских ученых сетовать на утечку мозгов, а британских - надеяться на сохранение финансирования науки.

"Жаль, что свои открытия Гейм и Новоселов сделали за рубежом", - сказал РИА Новости завкафедрой физики полимеров и кристаллов МГУ, академик РАН Алексей Хохлов.

"Правительству следует извлечь уроки из решения Нобелевского комитета", - прокомментировал присуждение Нобелевской премии по физике президент Королевского научного общества профессор Мартин Риз. Он напомнил о том, что многие ученые, в том числе иностранные, которые работают в Британии, в случае сворачивания финансирования могут просто уехать в другие страны.

Британское правительство 20 октября обнародует планы серьезного урезания государственных расходов . Наука и высшее образование, как ожидается, станут одной из сфер, которые сокращения затронут наиболее остро.

Выпускники МФТИ Гейм и Новоселов, работающие в Манчестере, получили премию "за новаторские эксперименты по исследованию двумерного материала графена". Они разделят между собой 10 миллионов шведских крон (около одного миллиона евро). Церемония вручения награды пройдет в Стокгольме 10 декабря, в день кончины ее основателя - Альфреда Нобеля.

Графен стал первым в истории двумерным материалом , состоящим из единичного слоя атомов углерода, соединенных между собой структурой химических связей, напоминающих по своей геометрии структуру пчелиных сот. Долгое время считалось, что такая структура невозможна.

"Считали, что таких двумерных однослойных кристаллов не может существовать. Они должны потерять устойчивость и превратиться в нечто другое, ведь это фактически плоскость без толщины", - сказал РИА Новости бывший начальник лауреатов, директор Института проблем технологии микроэлектроники и особо чистых материалов РАН (ИПТМ) Вячеслав Тулин.

Однако "невозможный" материал, как оказалось, обладает уникальными физико-химическими свойствами, которые делают его незаменимым в самых разных сферах. Графен проводит электричество так же хорошо, как медь, на его базе можно создавать сенсорные экраны, фотоэлементы для солнечных батарей, гибкие электронные приборы.

"Это будущая революция в микроэлектронике. Если сейчас компьютеры гигагерцовые, то будут терагерцовые и так далее. На базе графена будут создавать транзисторы и все другие элементы электронных схем", - сказал РИА Новости профессор кафедры квантовой электроники МФТИ Алексей Фомичев.

Одну область применения графен уже нашел: это солнечные фотоэлементы. "Раньше при производстве фотоэлементов в качестве прозрачного электрода применялись оксиды индия, допированные оловом. Но оказалось, что несколько слоев графена гораздо эффективнее", - сказал Александр Вуль, завлабораторией физики кластерных структур петербургского Физико-технического института имени Иоффе РАН.

Первые с физтеха

Андрей Гейм и Константин Новоселов - первые в истории выпускники Московского физико-технического института, получившие Нобелевскую премию: до этого лауреатами становились основатели и сотрудники МФТИ - Петр Капица, Николай Семенов, Лев Ландау, Игорь Тамм, Александр Прохоров, Николай Басов, Виталий Гинзбург и Алексей Абрикосов. Гейм закончил факультет общей и прикладной физики (ФОПФ) в 1982 году, Новоселов - факультет физической и квантовой электроники (ФФКЭ) в 1997 году. Оба выпускника получили красные дипломы.

"Это суперновость. Мы очень рады решению Нобелевского комитета. МФТИ уже направил поздравления новым Нобелевским лауреатам", - сообщил РИА Новости во вторник ректор МФТИ Николай Кудрявцев.

По словам ректора, сотрудники "подняли из архива их личные дела и убедились, что это были выдающиеся студенты". При этом Андрей Гейм не поступил в институт с первого раза, год проработав на заводе, но "проявил упорство" и стал студентом МФТИ.

"В течении всего времени учебы на ФОПФе Гейм получал самые высокие отзывы от преподавателей. А выпускную работу Гейма дипломная комиссия оценила исключительно высоко", - сообщил руководитель МФТИ.

Студент 152-й группы факультета физической и квантовой электроники Константин Новоселов, как отметил Кудрявцев, "посещал занятия нерегулярно, но все задания сдавал успешно и в срок".

"И отзывы преподавателей о Новоселове - также самые высокие. Это значит, что он был настолько талантлив, что ему, в общем-то, было необязательно ходить на все занятия", - прокомментировал архивные документы ректор МФТИ.

От Шнобеля к Нобелю

Коллега Гейма, Константин Новоселов , стал самым молодым Нобелевским лауреатом с российским гражданством: 36-летний физик на шесть лет моложе своего советского коллеги Николая Басова, в 42 года получившего премию 1964 года за работы в области квантовой электроники, которые привели к созданию излучателей и усилителей на лазерно-мазерном принципе.

Самым молодым лауреатом во всей истории Нобелевской премии стал Лоуренс Брэгг, в 25 лет разделивший премию по физике со своим отцом, Уильямом Генри Брэггом. Следующие четыре позиции в списке самых молодых в истории лауреатов также занимают физики: Вернер Гейзенберг, Цзундао Ли, Карл Андерсон и Поль Дирак получили премии в 31 год.

Константин Новоселов, однако, войдет в историю премии как первый представитель поколения, родившегося в 1970-е годы. Как сообщает сайт премии, предыдущее десятилетие в списке лауреатов представляют физик Эрик Корнелл, биологи Кэрол Грейдер и Крейг Мелло, а также президент США Барак Обама, получивший Нобелевскую премию мира. Никого моложе 1961 года рождения, кроме Новоселова, в списке лауреатов нет.

Интерес к исследованиям, которые проводят физики из Манчестерского университета, колоссальный. Недавно на одной из научных секций проходившего в МГУ международного Нано и Гига Форума мне пришлось довольно долго ждать, когда же состоится моё давно запланированное интервью с одним из членов этой команды, имеющим российские корни, Сашей Григоренко, которого зажали в плотном кольце учёные из разных стран. Когда же мой герой нашёл для меня время, мы пошли в студенческую столовую пить кофе с молоком и вести беседы о будущем мировой науки. Каким оно видится из Манчестера глазами бывшего российского физика, что полезного может сделать для российской науки диаспора, как развиваются графеновые теории и эксперименты, почему нельзя вкладывать деньги в ускорители и что нужно для того, чтобы стать успешным учёным?

Григоренко Александр Николаевич Родился 14 февраля 1963 года в городе Макеевка Донецкой области Украинской ССР. Окончил Московский физико-технический институт, факультет проблем физики и энергетики, и аспирантуру того же института. Работал старшим научным сотрудником Института общей физики АН СССР (затем РАН) (1989-1998), исследователем в Институте Бата (1998-2000) и Институте Плимута (2000-2002). С 2002 года — лектор Манчестерского университета, руководитель нанооптической лаборатории в группе конденсированных состояний. Хобби: музыка, футбол. Болеет за «Манчестер Сити», играет с коллегами в любительский футбол, в команде — полузащитник

Итак, мой респондент — заведующий лабораторией оптики наноструктурированных материалов Университета Манчестера, в прошлом научный сотрудник Института общей физики им. А. М. Прохорова Саша Григоренко . Кстати, по поводу имени. Саша — это не фамильярность. Учёный сам решил так официально представляться после того, как на одной из международных конференций англичане его записали Алексом. Тогда ему пришлось объяснять зарубежным коллегам, что они ничего не понимают в русских именах, что в России Алекс — это Алексей, а Александр — совсем другое имя. Однако звать нашего соотечественника полным именем англичанам оказалось трудно, и в качестве компромиссного был принят вариант «Саша».

Как в University of Manchester пришли русские

Саша, очень приятно видеть Вас в числе докладчиков Нано и Гига Форума. Кстати, почему Вы решили участвовать в этом мероприятии: тематика конференции привлекла или, может, состав участников?

Саша Григоренко : Если честно, просто хороший человек пригласил. Вообще, я нечасто езжу на конференции, считаю это бессмысленным времяпровождением.

Мне всегда казалось, что учёные, наоборот, с удовольствием приезжают на большие конференции, считают участие в подобных мероприятиях подтверждением своей статусности…

СГ : Правильно, это считается подтверждением статуса, полезной для промоушена вещью. Но я от этого далёк. На мой взгляд, что-то специально придумывать для того, чтобы создать себе имя в науке, не нужно. Если вы действительно сделаете что-то стоящее, всё само собой будет, за редким исключением. Может, в этом и состоит одна из больших проблем современной науки: многие учёные заняты тем, что пытаются себя как-то «забрендировать». Я же считаю неправильной саму идею бренда. Ты либо сделал что-нибудь хорошее — и тогда люди будут делать то же самое, либо не сделал. Я не понимаю, как человек может регулярно, каждые полгода-год, выдавать на-гора результаты, достойные докладов на пленарных заседаниях.

На конференциях, конечно, ещё завязываются контакты. Но тут всё зависит от характера человека. Некоторые сходятся с людьми легко. Им ничего не стоит остаться, задать какой-нибудь вопрос нужному учёному. Другим в радость ездить, менять месторасположение. А есть просто более замкнутые люди. Я не совсем такой: когда нужно, могу вступить в дискуссию, но меня напрягает дорога. И потом, на конференциях не так много времени на общение, в этом смысле мне больше нравятся семинары, где есть возможность посмотреть лаборатории, поговорить с интересующими тебя людьми столько, сколько нужно. Поэтому почти все свои контакты с лучшими учёными я установил на семинарах, а не на конференциях.

Расскажите о группе, в которой работаете: как она организовалась, какова сейчас её структура, какая роль отведена Вам в команде?

СГ : Сейчас это большая группа, порядка 30 человек, которой руководит Андрей Гейм, а Костя Новосёлов ему помогает. Группа возникла, когда Гейм перебрался в Манчестер из Голландии в 2000 году и занялся исследованием физики твёрдого тела. Поначалу всё оборудование (которого было немного) умещалось в одной довольно пустой большой комнате, а на строительство чистой комнаты ещё только «писался» большой грант… На сегодняшний день наша группа состоит из нескольких маленьких лабораторий. Одну из них, которая занимается магнитными свойствами материалов, возглавляет Ирина Григорьева , супруга Андрея Гейма (когда-то она работала в Черноголовке). Другая лаборатория ведёт исследования по жидкому гелию, её руководитель — тоже наш соотечественник, Андрей Голов . И наша маленькая лаборатория, которой заведую я, исследующая оптику всевозможных наноструктурированных материалов. В группе все активно сотрудничают — например, мы помогали измерять оптические свойства графена. У нас довольно весело и принято ставить всякие смешные эксперименты, которые часто обсуждаются сообща. Нет такого, что каждый сидит в своей комнате, и занимается только своим делом, и никого не замечает вокруг. Если нужна помощь от коллег, она поступает. Иногда, правда, и пинок под зад получаешь, если несёшь какую-нибудь чушь…

СГ : От всех. Все принимают участие, любят объяснить, как нужно сделать. Но они действительно знают, как нужно сделать. Это некий способ ведения дискуссии (порождённый Физтехом): «Я сейчас тебе объясню, как это на самом деле…» Но это не означает, что все мы самоуверенны до невозможности. Любой может признать, что не прав.

Сколько в группе человек, имеющих российские корни?

СГ : Довольно много — порядка десяти. Хотя раньше в Великобритании в одной команде больше двух русских собрать было нельзя. Но в Манчестере, после прихода Андрея Гейма, появилось сразу трое учёных из России. Видимо, англичане тогда дали слабину. А сейчас они стали чаще принимать иностранцев на работу — в биологии, к примеру, очень много китайцев.

О чём жалеет Nature

Графен стал популярен ещё до того, как за него вручили Нобелевскую премию. А откуда пошла эта волна: от первой статьи в Science или от первого образца?

СГ : Я думаю, последнее утверждение верно. Не будь первого образца — не было бы первой статьи в Science… Развитие физики, если вы внимательно посмотрите, всегда сопряжено с какими-то вещами, которые предоставляют некое новое поле деятельности. Мой любимый пример — диаграмма смешивания углерода и железа. Она настолько сложная, и столько открытий было сделано для того, чтобы появились новые материалы — булатные, легированные стали… Кто лучше всех здесь преуспевал, тот в итоге, образно выражаясь, мечом всех и зарубал. Откачали воздух — получилась вакуумная техника, сжижили кислород и гелий — появилась криогеника со сверхпроводимостями и сверхтекучестями. Но вначале отношение к первооткрывателям почти всегда настороженное. То же самое, когда в 2005 году наши коллеги, будущие нобелевские лауреаты, сделали первый образец графена, — никаких оваций не было. Те, у кого графен получался, им верили. У кого не получался, соответственно, нет. Теория ведь говорила, что не существует этого материала. Серьёзно, теоретиками было доказано, что графена в природе быть не может. Кстати, по этой причине первая статья очень тяжело проходила. В Nature её не приняли и в результате опубликовали в Science. Наверное, сейчас Nature немного жалеет об этом… А «волна пошла» тогда, когда стало ясно, что по целому ряду параметров графен имеет приставку «супер» и обладает исключительно занимательной физикой. Кому интересно, каноническая история рождения графена изложена в нобелевской лекции «Random Walk to Graphene». Как часто бывает в таких случаях, каноническая история намного забавнее апокрифических.

Что дала физикам University of Manchester популярность графена?

СГ : Многое дала, но одновременно что-то и забрала. Если бы вы знали, какое количество журналистов там было в первое время, причём в основном российских! Потом английских, китайских, японских… Работать нельзя было.

Наверное, потому, что общественность долго ждала некоей научной революции, появились даже мнения, что физики больше ничем не могут удивить мир.

СГ : Знаете, в конце XIX века тоже некоторые говорили: «Физике — конец!», а математик Гильберт даже предложил — как насущную — проблему аксиоматизации физики. Но в XX столетии открыли фотоэффект, квантовую механику, сильное и слабое взаимодействие. Оказалось, можно на этот счёт расслабиться: огромное пространство для деятельности впереди. Особенно сейчас стало ясно, что нельзя вкладывать деньги в таком количестве в ускорители, а лучше вложить их куда-нибудь в исследования, которые обусловлены любознательностью. Я уверен, что сказки про конец физики так и останутся сказками. Но в отместку я бы поговорил о конце математики. И не потому, что в математике уже невозможно ничего нового сказать, а потому, что доказательства стали такими длинными и бесконечными, что для их проверки учёный должен потратить полжизни, а на чтение научной статьи, которая занимает минимум 100 страниц, — не меньше полугода. Может быть, поэтому Гриша Перельман и не писал статью, а просто в архиве оставил своё доказательство гипотезы, и все дела. Хотя к предсказаниям «конца» чего-нибудь надо, конечно, относиться с юмором — мы предполагаем, а природа располагает.

Откуда дыры в бюджете европейской физики

Вы сделали очень интересное замечание на тему того, что не стоит вкладываться в ускорители. Почему?

СГ : Да потому, что это просто машина для пожирания денег. Как и что в России происходит, вы знаете, не правда ли? Появляется программа — и сразу возникает вопрос: что стоит больше всего? Дальше мы будем покупать это наименование за самые большие деньги, потому что так у нас больше всего в кармане осядет. То же самое работает и для ускорителей. Плюс непонятно, даст ли оно какой-нибудь результат. После того как партикулярные физики обещают большой взрыв в большом ускорителе — то, может, отсутствие результата — оно и к лучшему?

Почему же Вы им так не доверяете?

СГ : Эти ребята, простите, не могут сделать нормальный сверхпроводящий магнит. У них гелий утёк, сорвался пуск коллайдера, и они целый год эту машину ремонтировали. А люди боятся, что они сделают чёрную дыру! Как говорят злые языки, чёрную дыру они таки уже сделали — в бюджете европейской физики. По-моему, эти учёные немножко отдалены от народа. Есть куча всего, что нужно исследовать, не впадая в гигантоманию. Даже с основополагающими понятиями физики не совсем всё ясно. Нет чёткого понимания, почему работает термодинамика, квантовая механика. Часто известны рецепты, как что подсчитать, а почему оно работает так или иначе, никто не знает. А сколько можно сделать интересных экспериментов! Нам же все предлагают обсуждать большой взрыв, инфляцию вселенной, тёмную энергию и реликтовое излучение…

А что даст более глубокое понимание основополагающих законов физики?

СГ : На сегодняшний момент проблемы в высокоэнергетической физике, как мне кажется, следующие. Всё развивалось экстенсивным методом, грубо говоря, вы просто открывали новые частички. Но на каком-то этапе старый способ, когда вы брали «кувалду», стучали по атомам и смотрели, как они разлетаются, исчерпал себя — «кувалды» оказалось уже недостаточно. И потом, когда вы стали сильно бить, лететь начали не частички атома, а частички, рождённые этим ударом «кувалды». Понять, что за этим делом стоит, тяжело. Вполне возможно, нам понадобится другой способ познания природы. Пока он ещё не открыт, но это не означает, что его не существует. Пока то, что мы знаем, бесконечно мало по сравнению с тем, что есть на самом деле. На вопрос «что такое электрон?» никто разумно не ответит! Такая же ситуация и с квантовым описанием гравитации, над чем бьются достаточно долго. Самый простой пример: высокотемпературные сверхпроводники, наделавшие много шума в науке. Я хорошо помню 1986 год, забитый зал семинара Гинзбурга… Больше двадцати лет прошло с того момента, а воз и ныне там: никто, имея все умения современной физики, пока не может объяснить, почему электроны спариваются при таких высоких температурах. А если бы это стало понятно, мы уже давно бы пользовались проводниками в линиях электропередач, которые совсем не теряли бы энергию при её передаче.

Зачем нужен графен

Скажите, насколько продвинулись работы по графену, после того как за его открытие присудили Нобелевскую премию?

СГ : Сильно продвинулись. Я бы сказал, наступил некий ренессанс. Графен уже «водородили», фторировали — ведь, в конце концов, графен — это большая и плоская органическая макромолекула. После графена сделали боронитрит — аналог графена, только диэлектрик. И сейчас наши нобелевские лауреаты исследуют его физику. Это довольно интересно. Плюс создаются всяческие рукотворные слоистые структуры на основе графена и гибридные структуры.

Графен приобрёл сумасшедшую популярность, в том числе и благодаря журналистам. Но не преждевременен ли такой ажиотаж вокруг него? Действительно ли этот материал способен кардинально поменять нашу жизнь?

СГ : Время покажет. По этому поводу нужно расслабиться. У каждого человека может и должно быть своё мнение. Я работал в Институте общей физики им. А. М. Прохорова , учёные которого, как известно, в 1964 году получили Нобелевскую премию за работы по лазерам. Тогда тоже сначала многие говорили: кому нужен этот генератор или усилитель — совершенно бессмысленное занятие! Но когда представили несколько вариантов лазера, спектроскопии, отношение поменялось на противоположное. Если смотреть правде в глаза, сейчас лазер — один из самых используемых приборов. CD-writer, DVD-writer, навигация, резка материалов… Любое считывание цифровой информации завязано на лазеры. Надеюсь, так будет и с графеном. Точно известно одно: на данный момент графен много интересного дал физике и — я практически уверен — даст ещё больше со временем. Это революционное открытие, новый материал и новый способ изготовления двумерных материалов. Кто-то скажет, что это очевидно. Но тогда почему его не могли сделать столько лет?

До какого времени будут продолжаться исследования графена? Какой результат нужно получить, чтобы он был признан удовлетворительным, конечным?

СГ : Это невозможно сказать. Каждый раз обнаруживается что-то новое. Пока только соскребли верхушку айсберга.

Как поднять индекс Хирша

Что Вы сами считаете своим главным научным достижением?

СГ : Надеюсь, оно у меня ещё впереди.

А если конкретнее, что является вашей «визитной карточкой» в науке? Как Вы сами себя презентуете?

СГ : Я себя никак не презентую. Мне просто нравится познавать новое и заниматься физическими исследованиями. Это здорово, когда твоя профессия и есть твоё хобби.

А другие? Вам же наверняка интересно, как Вас видят со стороны, к примеру, коллеги, рецензенты Ваших статей?

СГ : Не очень интересно, если честно. Если принимают статью — хорошо, если не принимают — плохо, вот и всё. По большому счёту, я со всеми нахожусь в хороших отношениях. Хотя, как показывает практика, если вы делаете что-то хорошее и новое, то, скорее всего, это будет пробиваться с трудом. Пример с графеном — тому подтверждение. Но, надеюсь, не всё ещё сделано. В принципе, если человек знает своё предназначение, то у него по жизни всё просто: он долбит в одну точку — получится либо нет. Ему можно не думать о славе, о премиях. Он знает, что ему нужно копать отсюда и до конца жизни, и этим занимается.

А что Вы копаете?

СГ : Узнаем со временем. Если откопаю что-нибудь, обязательно расскажу. Есть разные люди. Кто-то яблоки срывает, подставляет стремянки — когда-то плоды лучше, когда-то — хуже. Ньютон камушки собирал, как вы помните. Он говорил: «Я ничего не открыл, а просто собирал камушки на берегу моря. Когда-то камушек получался лучше, прозрачнее, а когда-то — хуже» . Каждому своё. Копать немного тяжелее, поскольку не ясно, что выкопаешь: золотую жилу или пустую породу. Зато никто не мешает.

В процессе копания отчитываетесь, сколько и чего накопали?

СГ : Моя главная обязанность — читать лекции студентам, потом уже лаборатория и наука. Наука — это счастливая возможность, когда студентов нет. За результаты исследований, как я считаю, учёный никому не должен отчитываться, разве что самому себе. Если получится что-то сделать и для других — это здорово.

А как Вы гранты выигрываете: что обычно пишете в заявках?

СГ : В заявке нужно хорошо изложить свою идею, объяснить, почему этот грант следует давать вам, а не кому-то другому. Для этого хорошо бы иметь приличную статью и проделанную работу, которая показывает, что это новое направление, достойное финансирования. Тогда обычно легче.

Ваш послужной список, импакт-фактор играют при этом какую-то роль?

СГ : Играют, конечно. Помимо этого, в Англии очень важно, откуда ты. Если из Оксфорда или Кембриджа, то грант получить, конечно, легче.

Какой у Вас индекс Хирша?

СГ : Небольшой, 20. Я не верю в этот индекс, если честно, несмотря на то, что сумасшествие с его подсчётами затронуло всё прогрессивное человечество. Как только он вышел, он был осмыслен. Но по прошествии 10 лет его актуальность сошла на нет. Если вы посмотрите на количество журналов, оно экспоненциально возросло, как только людям сообщили, что они должны иметь большой индекс Хирша. Все профессора и прочие граждане, занимающие большие позиции, начали печатать не по 5, а по 15 статей в год. Соответственно, если в каждой статье вы хотя бы пяток-десяток своих работ процитируете, у вас через считанные годы будет индекс Хирша за 40. Большинство людей, у которых выходят десятки статей в год, часто в публикациях повторяют одно и то же, ссылаясь на одни и те же свои работы. Поднять за пять лет индекс Хирша ничего не стоит.

В таком случае, можно ли создать более совершенную модель подсчёта эффективности работы учёных?

СГ : На мой взгляд, нет. Это всё бессмысленно. Нельзя одним числом отразить всё многообразие работы учёного. Конечно, более или менее честным было бы в этих рейтингах учитывать небольшое количество журналов, публикующих что-то хорошее. Если ты там опубликовался, то чего-то в жизни, несомненно, достиг. В принципе, этого достаточно, чтобы можно было подавать на гранты. При всём этом надо понимать, что есть люди, которые только окончили институт, и они не могут публиковаться в крупных журналах, однако они тоже могут делать хорошую науку, и им тоже нужно давать шанс, давать гранты. Должно быть не так, как сейчас в той же Англии, где полюбили мегагранты. Мне кажется, нужно какую-то часть денег поделить на разумно маленькие гранты, чтобы давать их людям, которые скажут: «Я хочу это исследовать, потому что это интересно» . Например, при существующей системе было бы невозможно выиграть грант на графен. Во-первых, никто бы не поверил, что можно получить стабильный двумерный материал, так как теоретики показали, что это невозможно. Во-вторых, есть проблема с реферированием — люди, которые реферируют твои статьи или рассматривают заявки, в науке занимаются примерно тем же самым… Они могут воспользоваться твоей идеей.

Чего не хватает российской науке

Каковы, на Ваш взгляд, главные неудобства британской научной среды?

СГ : Конечно, в Англии тоже всё забавно. Там очень большая конкуренция университетов, многие крупные гранты забирают Оксфорд, Кембридж и Лондон. Однако есть некий ненулевой процент грантов (~25 процентов), которые и другие могут честно выиграть. В этом, по-моему, главное отличие западной науки от российской, где гранты часто получают по знакомству.

Откуда Вы это знаете?

СГ : Hearsay, как говорят англичане, то есть слух. В России нет прозрачности и есть возможность обналичивания, тогда как на Западе на что деньги попросил — на то и должен тратить. Опять же, в отличие от России, в Англии не бывает такого, чтобы вам сказали: «Идея хорошая, но мы дадим тебе 40 процентов от того, что ты просишь» . У нас срезают максимум на 10 процентов, потому что все понимают, что если больше сократить, то работа просто не будет выполнена. Получится результат или нет — это уже другой вопрос. Но там точно нельзя взять грантовые деньги и послать всех к чёрту.

Вы поддерживаете научные связи с российскими коллегами?

СГ : Когда-то поддерживал, в последнее время нет. В России в какой-то момент стало очень тяжело заниматься наукой, исследования практически не финансировались, и непонятно было, чем мы можем помочь друг другу. Сейчас стало полегче. Может, будем вместе что-то делать.

Сколько, если не секрет, зарабатывает британский учёный?

СГ : Немного. В принципе, Россия могла бы легко платить такие же деньги. Почему она не хочет этого делать — хороший вопрос.

А Вы бы вернулись работать в Россию на зарплату, сопоставимую с Вашей нынешней?

СГ : Я десять раз бы подумал. Вообще, я уехал довольно поздно, в 1998 году, и без особого желания. Просто тогда со здоровьем случились проблемы, надо было ещё семью содержать, а я получал очень мало. При всей моей любви к родине нельзя было жить на мизерную сумму, которую ещё не всегда выдавали. А зарабатывать постоянно грантами, чем мы тогда в основном занимались, очень тяжело. В результате, вместо того чтобы работать, становишься машиной для написания заявок на гранты. На самом деле я бы очень хорошо подумал, прежде чем вернуться. Я уже более десяти лет живу в Англии, всё более-менее там знаю…

Но всё же Вы не исключаете возможность возвращения?

СГ : Я бы, может, и переехал куда-нибудь на временную позицию, на 7-10 лет. На Западе люди редко работают всё время на одном месте. Часто выбирают new challenge, новое дело. Считаю, что это разумно. Необязательно всё время сидеть неподвижно и говорить: «Я патриот этого места, я его очень сильно люблю» . Иногда перемещение в пространстве приводит к появлению новых мыслей. Ты попадаешь в другое окружение, тебе задают другие вопросы, на них могут быть более интересные ответы. Что же касается российской науки, то у меня полное ощущение, что на неё всем наплевать. Если есть нефть, то зачем нужна наука? Может быть, это и правильно — кто знает… Мне кажется, наверху решили: раз интеллигенция нас не любит, то вместо неё мы будем дружить с байкерами…

Вы в курсе, как реформируется сегодня российская наука: появляются новые фонды поддержки, корпорации, то же «Сколково»?

СГ : Конечно. У меня здесь друзья, с которыми я постоянно общаюсь. Что же касается реформ, то, думаю, есть ещё много вещей, которые имеет смысл сделать, например Академию наук резко урезать.

СГ : Я был в академических институтах, в которых вообще ничего нет, кроме фирм. Очевидно, что учёные там совсем не появляются и науки никакой нет. Спорить не буду: есть институты, которые работают. Но их бы и оставить, а остальных подрезать и вынести часть науки за Москву, в деревню, построить нормальный академгородок. Не может наука жить в таком дорогом городе, в котором до работы добираться приходится часа полтора! Это бессмысленно, так же, как и строить «Сколково» в самом лучшем районе, в котором понятно кто будет жить через некоторое время.

А кто поедет в эту деревню?

СГ : Эйлер же поехал в грязный, мокрый Петербург, где нет лета…

То было в XVIII веке…

СГ : Учёным не так много нужно: нормальная зарплата, еда, жильё и место, где делать науку. Уже этого бывает достаточно, чтобы что-то разумное происходило. Сейчас, в принципе, если создать хорошие условия жизни, заниматься наукой на современных приборах, пригласить некоторое количество ребят, которые всё это построят…

И Вы бы поехали в российскую глубинку?

СГ : Пока не знаю, это зависит от предложения. Скорее всего, пока Путин будет при власти, — нет. И не потому, что я Путина не люблю. Просто у него был карт-бланш, чтобы сделать хорошо. Он довольно долго был президентом, страна получала очень большие деньги, нефть стоила 150 долларов за баррель, стабилизационный фонд был огромный. Можно было сделать 3-4 нормальные научные программы. Почему он этого не сделал — вопрос без ответа. Я не большой поклонник управленцев типа Чубайса. Как он выжил на протяжении всей перестройки или приватизации, я не могу понять. Для меня очень странно, что он сейчас заправляет «Роснано».

Полагаете, что все проблемы российской науки из-за несовершенства политической системы?

СГ : Однозначно. Можно всё что угодно говорить по поводу Запада, но там есть выборы. Там реально одна партия может победить другую. В России выборов нет. Как ребята наверху договорятся, так и будет. Ещё раз повторяю: может быть, это для России и разумно. Её, как известно, умом не понять и аршином общим не измерить.

У Вас какое гражданство?

СГ : Российское.

СГ : В жизни я голосовал два раза. Один раз против Тихонова, который был председателем Совета Министров в 1980-х годах и который в свои 80 лет (!) баллотировался в Верховный Совет СССР (если мне не изменяет память). Нам было интересно проверить, будет ли процент голосовавших «за» отличен от 100 процентов? Мы, кстати, были единственными людьми в нашем округе, которые спрашивали: «Где здесь кабинка для голосования?» После этого к нам приходил парторг института и убеждал: «Ребята, вам в этой стране ещё жить» . А ведь формально голосование было тайным… Второй раз я голосовал против Ельцина, вернее, «против всех» во время вторых выборов президента РФ в 1996 году. Идея была такая, что, если ты против всех проголосуешь, тогда новые кандидаты придут. Президент был болен, и было ясно, что он не будет управлять страной, что за ним встанет кто-то другой. Но в обоих случаях результаты выборов оказались таковы, что стало ясно: реальные голоса избирателей в них мало что значили. После этого я больше не голосовал. Нет, я не стал аполитичным. Но пока не будет ясно, что есть возможность хоть что-то поменять, какой смысл изъявлять свою волю? С ней всё равно не считаются… Единственное, почему можно было бы пойти, — чтобы твоим голосом не воспользовались.

Если отвлечься от политики, что, на Ваш взгляд, определяет успех в научном процессе? Может, есть ещё какие-то приоритетные вещи, которые в должной мере не учитываются в организации российской науки?

СГ : Знаете, мне страшно повезло с командой, которую собрал в Манчестере Андрей Гейм. Поэтому, на мой взгляд, было бы здорово, если бы в России тоже поняли, что кадры решают всё. В принципе, есть всё, чтобы восстановить русскую научную школу, подорванную перестройкой и распадом Советского Союза. Было бы здорово, если бы это произошло в ближайшее десятилетие.

Наталья Быкова

Почему, засыпая, мы испытываем ощущение падения?

Наверняка вы не раз испытывали странное внезапное ощущение падения при засыпании, что заставляло вас резко проснуться. На самом деле это не сон о падении, который случается в фазе глубокого сна, как считают многие люди, а мгновенное физическое ощущение, которое нас будит, и которое сопровождается галлюцинацией, а не сном.

Чтобы лучше понять этот феномен, нужно разобраться в механизме сна.

Сон начинается в той части мозга, которая называется ретикулярная формация, посылающая сигналы спинного мозга на расслабление мышц и подавление стимулов. Толчок, который вы чувствуете, когда просыпаетесь, не поднимает вас когда вы спите, так как организм гасит собственное сознание. С этим все согласны. Но далее мнения ученых разнятся.

1. Сигнал ушел не в ту сторону
Одна группа ученых заметила, что сигнал от ретикулярной формации у некоторых людей переключается. Вместо того, чтобы подавить сокращение мышц, он усиливает их сокращение на практически любой стимул. В науке это обозначают термином «гипногогическое подергивание». Когда человека передергивает при пробуждении, то внезапная перемена положения без прямой поддержки под руками или ногами может заставить человека считать, что ощущение, испытываемое им, это падение.

2. Тело расслабилось, а мозг работает
Другие ученые считают, что ощущение падения появляется от самого действия расслабления, особенно если человек беспокоится и не может устроиться поудобнее. По мере того, как мышцы расслабляются во время засыпания, мозг остается в бодрствующем состоянии, следя за ситуацией. Вялость мышц и тот факт, что человек как бы «оседает», интерпретируется мозгом, как внезапное ощущение падения, и мозг пытается разбудить человека.

3. Стресс вызвал галлюцинации
А что же насчет галлюцинаций? Вопреки тому, что думают, многие люди, галлюцинации - это не что-то из ряда вон выходящее, и многие из нас в той или иной степени испытывали галлюцинации. Галлюцинация - это всего лишь опыт, при котором мозг неправильно интерпретирует некоторую группу стимулов. Так, например, вам может вдруг показаться, что вы краем глаз видите кошку, следящую за вами, и вдруг оказывается, что это, на самом деле, куча мусора возле столба. Мозг просто делает поспешный вывод и создает картинку, которая оказывается не совсем верной.

Такие галлюцинации усиливаются при стрессе, когда мозг быстрее делает поспешные выводы, и при утомлении, когда мозг автоматически не обрабатывает столько информации, сколько он делает при других условиях. Когда вы засыпаете, испытывая тревогу, будучи сверхчувствительными к стимулам, некомфортная ситуация ведет к тому, что мозг получает внезапный сигнал об опасности (тело падает) и выискивает причину, почему оно падает. Он производит полусон, который мы помним, когда просыпаемся, в котором например вы шли и просто поскользнулись.