История индийской цивилизации. Боевое применение метательных машин в древности и средние века Все про древность и средневековье

Литература (3. Ростки археологии в древнем мире).

Клейн Л. С. 1991. Рассечь кентавра. О соотношении археологии с историей в советской традиции. – Вопросы истории естествознания и техники (Москва), 4: 3 – 12.

Клейн Л. С. 1992. Методологическая природа археологии. – Российская Археология (Москва), 4: 86 – 96.

Клейн Л. С. 1977. "Человек дождя": коллекционирование и природа человека. – Музей в современной культуре. Сборник научных трудов. Санкт-Петербургская гос. академия культуры. Санкт-Петербург: 10 – 21.

Baldry H. C. 1952. Who invented the Golden Age? – Classical Quarterly, n. ser., XLVI, 2: 83 – 92.

Baldry H. C. 1956. Hesiod"s Five Ages. – Journal of the History of Ideas, 17: 553 – 554.

Blundell S. 1986. The origins of civilization in Greek and Roman thought. London, Routledge.

Brundell S. 1986. The origins of civilization in Greek and Roman thought. London, Routledge.

Chang Kwang-Chih. 1968. The archaeology of Ancient China. New Haven and London, Yale University Press.

Cheng Te-Kun. 1939. Archaeology in China, vol. 1. Cambridge, Cambridge University Press.

Cook R. M. 1955. Thucydides as archaeologist. Annual of the British School at Athens, L: 266 – 277.

Edwards I. E. S. 1985. The pyramids of Egypt. Revised ed. Harmondsworth, Penguin.

Eichhoff K. J. L. M. 19??. Über die Sagen und Vorstellungen von einem glücklichen Zustande der Menschheit bei den Schriftstellern des klassischen Altertums. - Jahresbücher für Philologie und Pädagogik, Bd. 120: ???????????????.

Evans J. D. 1981. Introduction: On the prehistory of archaeology. – Evans J. D., Cunliffe B. and Renfrew C. (eds.). Antiquity and man. Essays in honour of Glyn Daniel. London, Thames and Hudson:12 – 18.

Finley M. I. 1975. The use and abuse of history. London, Chatto & Windus (n. ed.: 1986 – London, Hogarth).

Gomaa F. 1973. Chaemwese Sohn Ramses" II und hoher Priester von Memphis. Wiesbaden, Harrassowitz.

Griffiths J. G. 1956. Archaeology and Hesiod"s Five Ages. – Journal of the History of Ideas, 17: 109 – 119.

Griffith J. G. 1958. Did Hesiod invent the Golden Age? – Journal of the History of Ideas, 18: 91 – 93.

Hansen G. Chr. 1967. Ausgrabungen im Altertum. – Das Altertum, 13 (1): 44 – 50.

Heider K. H. 1967. Archaeological assumptions and ethnographical facts: A cautionary tale from New Guinea. – Southwestern Journal of Anthropology, vol. 23: 52 – 64.

Helmich F. 1931. Urgeschichtliche Theorien in der Antike. – Mitteilungen der Anthropologischen Gesellschaft in Wien, Bd. 61: 29 – 73.

Kitchen K. A. 1982. Pharaoh triumphant: The life and times of Ramses II. Mississauga, Benben Publications.

Klejn L. S. 1994. Prehistory and archaeology. – Kuna M. and Venclova N. (eds.). Whither archaeology? Papers in honour of Evzen Neustupny. Praha, Institute of archaeology: 36 – 42.

Lovejoy A. O., Boas G., Albright W. F. and Dumont P. E. 1935. Primitivism and related ideas in antiquity. Baltimore, Hopkins Press.

Mahoudeau P.-G. 1920. Lucrèce transformiste et précurceur de l"anthropologie préhistorique. – Révue archaeoologique, 30 (7 – 8): 165 – 176.

McNeal R. A. 1972. The Greeks in history and prehistory. – Antiquity, XLVII: 19 - 28.

Momigliano A. 1983. L"histoire ancienne et l"antiquaire. – Problemes d"historiographie ancienne et moderne. Paris, Gallimard: 244 – 293.

Müller R. 1968. Antike Theorien über Ursprung und Ebtstehung der Kultur. ß Das Altertum, 14 (2): 67 – 79.

Mustilli D. 1965. L"origine della vita l"evoluzione della civiltá umana nella tradizione degli scritori classici. – Atti del VI Congres Internazional delle szienze preistorici e protostorici, 2. Firenze: 65 – 68.

Phillips E. D. 1964. The Greek vision of prehistory. – Antiquity, XXXVIII (151): 171 – 178.

Reinach S. 1889. Le Musee de l"Empereur Auguste. – Revue d"Anthropologie, 4: 28 – 36.

Schnapp A. 1996. The discovery of the past. The origins of archaeology. Transl. fr. French (origin. 1993).

Schnapp A. 2002. Between antiquarians and archaeologists – continuities and ruptures. – Antiquity, 76 (291): 134 – 140.

Sima Qian . 1961. Records of the Grand Historian of China. Transl. by Burton Watson. 2 vols. New York, Columbia University Press (n. ed. Hong Kong, Renditions - New York, Columbia University Press 1993).

Sichtermann H. 1996. Kulturgeschichte der klassischen Archäologie. München, C. H. Beck.

Smith W. S. 1958. The art and architecture of Ancient Egypt. Baltimore, Pengwin.

Trigger B. G. 1989. A history of archaeological thought. Cambridge et al., Cambridge University Press.

Unger E. 1931. Babylon die heilige Stadt nach der Beschreibung der Babylonier. Berlin, De Gruyter.

Wace A. J. B. 1949. The Greeks and Romans as archaeologists. – Bulletin de la Société royale d"archéologie d"Alexandrie, 38: 21 – 35.

Wang Gungwu 1985. Loving the ancient in China. – McBryde I. (ed.). Who owns the past? Melbourne, Oxford University Press: 175 – 195.

Иллюстрации:

1. Статуя Каваба, сына Хеопса, с надписью Хаэмвасета, сына Рамсеса II (Schnap 1996: 328).
2. Стела с надписью Набонида из Ларсы (Schnapp 1996: 17).
3. Табличка с надписью конца III тыс. до н. э. на одной стороне, а на другой – надпись 6 в. до н. э. (Schnap 1996: 32).
4. Воин в шлеме, обшитом клыками вепря. Костяная пластинка с о.Делос (конец XV – начало XIII века до н. э.). (Клейн 1994: 12).

1. Смена типов щита: восьмеркообразный и башенный (1 и 2) сущестовали только в ахейское (микенское) время, дипилонский (3) характеризует гомеровское время (Клейн 1994: 78).

1. Римский рельеф из Остии I в. до н. э. Рыбаки вытягивают сетью греческую бронзовую статую, вероятно, Геракла, начала V в. до н. э. Геракл показан и в центре рельефа (Schnapp 1996: 59).

1. Средневековый образ мышления. Средневековье очень слабо отражено в историографии археологии. Лишь в немногих историографических курсах (Sklenař 1983; Trigger 1989; Schnapp 993/1996) есть соответствующие разделы, и только один из этих курсов (Алена Шнаппа) содержит значительный объем фактов. На него приходится чаще всего ссылаться.

Чтобы понять средневековое отношение к древностям, нужно хотя бы кратко рассмотреть средневековый образ мышления.

Огромное место в средневековом мире занимала религия, гораздо большее, чем в античном мире. Еще рабовладельческие монархии пытались сформировать монотеистическую религию, в которой бы одному земному властителю соответствовал один Бог (опыт такой реформы в Египте при Аменхотепе III – Эхнатоне провалился). Первой такая религия (иудейская) сложилась у маленького семитского народа на востоке Средиземноморья – евреев. Народ был небольшим и часто страдал от нашествий более сильных соседей (Египта, Ассирии, Вавилона, Рима). В этих условиях особую популярность получили пророки – юродивые вероучители, диктовавшие по наитию путь к спасению, и вера в Мессию – боговдохновенного спасителя, который придет и резко изменит жизнь к лучшему. Во время кризиса рабовладельческого общества в составе Римской империи в первые века н. э. широкое распространение по всей империи получила одна секта иудейской религии, по учению которой Мессия, по имени Иисус Христос, уже побывал на земле и принял мученический конец во искупление грехов человечества. Учение призывало низшие слои к покорности, дав им надежду на вечное блаженство в царствии небесном в воздаяние за их муки на земле. Христианство стало господствующей религией по всей Европе.

В Азии и Африке несколькими веками позже распространилось, как пожар, другое ответвление иудейской религии – ислам (мусульманство или магометанство). Согласно этому учению, истинным мессией был не Христос, а араб Мухаммед (Магомет), живший в VII веке. Это учение, распространявшееся вначале среди наиболее многочисленных семитов – арабов, вольных кочевников, меньше упирало на греховность человека и не так принижало человека в земной жизни, как христианство (первоначально религия рабов), но – в силу большей отсталости – ставило каждого человека в более жесткую зависимость от общины и стариков.

Эти две религии по сути сформировали мировоззрение средневековой Европы, западной части Азии и северной Африки, где и складывался феодализм.

Триггер (Trigger 1989: 31 – 35) построил свое изложение по пунктам "средневековой парадигмы истории". Речь у него идет об основных чертах средневекового образа мышления, которое так отличало средневекового человека Европы от современного в понимании хода истории и устройства мира и делало многие поступки и речи людей того времени непонятными нам. Некоторые черты изложил также Эрнст Вале (Wahle 1951: 507 - 511), а наиболее полно средневековая ментальность описана А. Я. Гуревичем (1972). Эту "парадигму", сформированную христианской религией, можно изложить по следующему плану (заглавия пунктов мои):

1. Ревеляционизм (от лат. слова revelatio – Откровение). Истинная вера дана человеку самим Богом в виде Священного Писания (Библии), дополнена Евангелями и является единственным источником истинного знания. Отсюда примат веры над разумом. Истолковывать откровение и блюсти истинную веру призвана церковь. Отсюда ее власть над духовной жизнью людей. И с этим же как-то связана была безоглядная вера в авторитет писанного, книжного слова (Библия, писания отцов церкви, Аристотель). Это, конечно, заведомо подрывает необходимость в археологии.

2. Креационизм (от creatio – сотворение). Средневековый человек усвоил из Библии, что мир создан единым всемогущим Богом и должен повиноваться его отеческим заповедям. Отсюда застойный консерватизм средневекового мышления и нередкие вспышки фундаментализма – воинствующего учения о том, что неизменность основ мира есть благо и всякое нарушение заведенных порядков (божественных!) есть тяжкий грех, что всякое новшество опасно.

3. Адинамизм восприятия. Библейская хронология вообще была очень сжатой – сотворение мира мыслилось за несколько тысяч лет до Рождества Христова. Для средневекового человека характерна не только поразительная статичность социально-исторической жизни, ее застойный характер, длительность всех процессов, но и нечувствительность к ходу времени. Отчасти из-за действительной застойности жизни, отчасти из-за креационизма люди не замечали изменений вещественного мира – как видно по их рисункам, представляли себе далеких предков в тех же одеждах, что носили сами, и в таких же городах, в которых жили сами, помещали давние народы в близкое время. Древних греков и римлян представляли по своему образу и подобию. Это тоже снимает мотивированность археологии.

4. Дегенерационизм. Всё в мире было создано в лучшем виде, а постепенно ухудшается, разрушается и приходит в упадок. Причина – первородный грех первых людей (нарушение запрета на половые сношения). Ухудшается и вера: истинная вера в единого Бога сменяется многобожием и идолопоклонством.

5. Эсхатологизм (от греч. eschatologos – конечный, последний). Мир движется к своему концу, который наступит скоро. Это будет Страшный Суд, когда Бог покарает грешников и наградит праведников. Нужно жить по заповедям, задаривать Бога и молиться.

6. Провиденциализм. Всё, что происходит в мире, представляет собой уникальные события и происходит по прямому промыслу Божиему, его волей, по его плану. Вне этого человеческие дела либо стоят, либо повторяются по заведенному циклу.

8. Ориентоцентризм. Коль скоро Библия впервые появилась у евреев, начальная история человечества изображается происходившей на Востоке, корни всего мыслятся там, а остальную историю благочестивые историки должны подключать к этой первой, библейской истории, и к библейским народам.

Можно сказать, что обстановка жизни, родившая некогда увлеченность греков и римлян науками и философией, в корне изменилась. Исчез слой людей, обладавших свободой и знаниями для размышлений о происхождении человека, культуры и народов, исчезла городская цивилизация и светская образованность. Люди изрядно одичали в своих деревнях и замках, а культура грамотности сосредоточилась в церковных пристанищах - аббатствах и монастырях, оказавшись под жесточайшим контролем христианской религии.

2. Древности из классического наследия. Религиозный центр тогдашней Европы находился в Риме, где по традиции, унаследованной от Римской империи, была резиденция главы католической церкви, управлявшего верующими христианами всего западного мира. Церковники заядло уничтожали все символы язычества – храмы, статуи, святыни. Но часть таких материальных следов язычества они просто переделывали в христианские святыни, вырезая на них кресты и надписывая благочестивые молитвы. Светские властители, признавая частично авторитет церкви и конкурируя с ней в борьбе за политическую власть и влияние, гораздо больше интересовались памятниками древности – дворцами, статуями, колоннами, утварью, монетами – как символами власти и могущества.

Это определяло отношение к древностям: часть уничтожалась, часть использовалась, но в преобразованном виде.

В первые века после падения Империи новая культура в значительной мере строилась на использовании остатков старой. Ален Шнапп пишет:

"Какая разница была между германскими вождями, обосновавшимися во дворце римского губернатора, крестьянами, захватившими опустевшую часть сельской виллы, князьями, добывавшими мрамор больших городов для вымостки их залов, епископами, коллекционировавшими колонны, статуи и саркофаги для украшения их церквей и гробниц, и учеными, которые в неустойчивом мире своих библиотек, выискивали цитаты древних авторов? Чтобы превратить остатки Империи в рамку для нового образа жизни, должно было возникнуть искусство использования руин" (Schnapp 1996: 85 – 87).

Разграбление Римских древностей началось сразу же после падения империи. Король остроготов Теодорих Великий (кон. V – начало VI вв.), захватив Рим, украшал свой дворец в Равенне красивейшими колоннами и мраморными статуями из Рима (рис. 1). Для этого он применял к древностям право на выморочное имущество, поручая своему подвластному:

"Мы посему повелеваем тебе, этим moderata jussio, где услышишь о погребенных сокровищах, прибыть на место с подходящим свидетелем и объявить для общественной Сокровищницы как золото, так и серебро, удерживаясь, однако, от возложения рук на прах покойника. […] не будет жадностью убрать то, что хозяин не сможет никогда оплакать как утрату" (из писем Кассиодора, IV, 34, цит. по: Schnapp 1996: 84).

Развелось много грабителей могил, с которыми византийские императоры боролись, претендуя на свое исключительное право владеть этими сокровищами.

Византия и страны Западной и Центральной Европы тогда опережали Италию по образованности. Из Рима европейские короли и князья вывозили статуи на север. Уже Константин Великий забрал из Греции много статуй в свою восточную столицу – Константинополь. Король вандалов Гейзерих утащил из Рима статуи и позолоченную черепицу. Императоры Карл Великий и позже Фридрих Барбаросса собирали античные геммы и монеты, использовали в своих постройках римские детали архитектуры и подражали римским статуям (Weiss 1969: 3 – 15). В VIII и IX вв. папы Адриан I и Лев III разбирали для своих построек старые римские здания.

Карл Великий претендовал на восстановление под своей властью империи, подобной Римской. В его царствование наступил "первый ренессанс" – увлечение античным наследием. Античные авторы теперь почитались в монастырях наряду с отцами церкви. Карл выпросил у папы Адриана разрешение на раскопки в Риме, чтобы извлекать "мраморы и колонны" для украшения аббатств Э-ля-Шапель и Сен-Рикер. В 774 г. папа Адриан I, который даже не знал латыни, выдал Карлу Великому разрешение на вывоз в Аахен произведений искусства, в том числе статую всадника с обнаженной сопровождающей фигурой, что для северных стран было непривычно. Конная статуя самого Карла Великого (рис. 2) изготовлена как очень близкая копия римской статуи императора Марка Аврелия (второй четверти II в. н. э.) (рис. 3). В самом Риме уже плохо знали, кто изображен на коне – говорили, что это некий крестьянин, взявший в плен короля – тогда еще под поднятым копытом имелась маленькая фигура плененного властителя со связанными руками – об этом сообщают "Mirabilia Romae" ("Чудеса Рима"), рукопись 1150 г. (Sichtermann 1996: 40 – 43). Развился обычай использовать античные саркофаги для похорон знати. Сам Карл был похоронен в саркофаге с изображением похорон Персефоны, Людовик Благочестивый – в саркофаге с изображением утопления войск фараона в Красном море.

Потом претензии на восстановление империи переместились в Германию, и позже это рыхлое образование получило название Священной Римской империи. Император Фридрих II Остолбенение Мира (царствовал с 1220 по 1250) тоже вывозил в Германию бронзовые скульптуры. Из своей резиденции на Сицилии он посылал в Италию специального уполномоченного по раскопкам "в местах, где можно ожидать максимума числа находок" (Weiss 1988: 12).

Примеру королей последовали владетели помельче, князья и владыки аббатств. Началась торговля древними произведениями искусства. В середине XII в. епископ Генрих Винчестерский приобрел в Риме статуи, которые вывез в Англию. Только в 1162 г. сенат Рима установил немалую ответственность за сохранность колонны Траяна, тогда во владении женского монастыря Св. Кириака, - смертную кару за ее поврежедение. "Мы желаем, чтобы она оставалась в целости, без вреда, столь долго, сколь мир будет стоять … Любой, кто попытается повредить ее, должен быть осужден на смерть, а его добро должно быть передано в казну" (Schnapp 1996: 94). Это был самый радикальный закон об охране памятников!

После "Каролингского Ренессанса" развилось паломничество ученых монахов из наиболее богатых монастырей Европы в Италию, особенно в Рим, чтобы лично увидеть почитаемые и славные древности. Около 1030 г. для нужд любителей древностей появилось описание Рима – "Graphia-Libellus" ("Книга-описание"). Веком позже, около 1150 г., при папе Иннокентии II (1130 – 1143), предположительно Бенедикт, регент хора собора св. Петра, составил большое описание памятников и произведений изобразительного искусства Рима под названием "Чудеса города Рима" ("Mirabilis urbis Romae"). Цели этого труда изложены так:

"Эти и многие другие храмы и дворцы кесарей, консулов, сенаторов и префектов, кои были в языческие времена в этом золотом граде, как мы это читали в старых анналах и видим собственными глазами и от древних это слышали, как они прекрасно блистали златом, серебром и медью, слоновой костью и драгоценными каменьями, мы постарались, соразмерно своим силам, изложить яснее в этом писании для памяти тех, кто придет после нас" (Sichtermann 1996: 44).

Насколько люди средневековья развили в себе вкус к античным вещам, можно видеть по высказыванию Ристоро д"Ареццо, мастера керамики XII века, о древнеримских сосудах:

"Из этих сосудов я смог приобрести небольшой сосуд, украшенный рельфно столь естественными и тонкими вещами, что знатоки, увидевшие их, громко вскричали, утратили самообладание и вели себя, как идиоты – тем, кто ничего о них не знал, могло бы показаться, что они хотят разбить их и выбросить вон" (Weiss 1988: 13, note 4).

И то сказать, XII век – это уже преддверие Ренессанса.

3. Средневековое увлечение древностями в Азии. Коллекционирование древностей имело давние (и иные) корни в Китае, о чем уже говорилось. В средние века это увлечение продолжалось. Сохранился очень ранний, рубежа древнего времени со средневековьем, отчет о случайном вскрытии могилы. Знатный китаец Жу Лин в V в. н. э. раскопал древнюю могилу, и описание раскопок содержится в сочинении принца Цзи Хуйлян в начале VI в. н. э.

"Выкапывая ров к северу от Восточного округа, мы дошли до глубины в несколько ярдов, когда наткнулись на древнюю могилу. Не было никакого знака сверху, а для саркофага не использованы черепицы, только дерево. В саркофаге было два гроба, совершенно квадратные, без изголовий. Что до сосудов, то мы нашли их двадцать или около того разного рода из керамики, бронзы и лака, большинство их необычной формы, и мы не могли опознать их все. Было также более двадцати человеческих фигур, сделанных из дерева, каждая три фута длины. Когда могила была впервые открыта, мы увидели, что это были всё человеческие фигуры, но когда мы стукали по ним или чем-либо протыкали, они рассыпались в прах под нашими руками. На верху гроба были более чем сотня монет династии Хан весом с "пяти-грошовые". В воде были сочленения сахарного тростника вместе с косточками сливы и семенами дыни, все они всплыли, ни одно из них не очень попорчено.

Могильная надпись не сохранилась, так что мы не сумели установить дату или возраст могилы. Мой господин распорядился. Чтобы работавшие на стене перехоронили их на восточном холме. И тут с поросятиной и вином мы провели церемонию для покойных. Не зная их имен, были ли они близки нам или далеки, мы дали им условные имена "Темные Господин и Госпожа".

В седьмой год царствования Юнь-Цзя на четырнадцатый день девятого месяца владетельный Чжу Лин, распорядительный начальник и секретарь цензората, назначенный Главным Управителем арсенала, главный ригистратор, правитель Линшаня, приготовил церемониальныю свинину и вино и почтительно предложил их духам Темных Господина и Госпожи".

Из этого видно, что в самом начале средневековья, полторы тысячи лет тому назад, при обнаружении могилы очень тщательно отмечалось ее устройство, содержимое регистрировалось и описывалось, покойники почтительно перехоранивались. А вещи? Об этом ничего не сказано, но для чего же так усердно делались попытки датировать могилу, опознать находки? Ясно, что это было важно потому, что вещи шли в коллекции.

С V века появились рукописные книги о древностях, основанные на коллекциях. Одна из коллекций дошла до нас. Она принадлежала Ли Шоули, генерал-губернатору района Шен-цзи, умершему в 741 г. н. э. Это два больших керамических сосуда и серебряная ваза, содержащие фаянсовую посуду, драгоценности, лекарства и серию монет. Кроме китайских монет тут были сасанидские из Ирана и византийские, а из китайских древнейшая относится к V в. до н. э., то есть ко времени коллекционирования ей было уже 800 лет.

С утверждением в IX веке династии Сонь (960 – 1270) увлечение древностями стало еще более выраженным. Его стимулировало случайное открытие бронзовых сосудов Шаньской династии по причине изменения русла Хуан хэ. Сосуды эти вошли в состав императорской коллекции древностей (до сих пор сохранилась в Пекине). Составлялись каталоги древностей (бронзовых и нефритовых), а еще немного позже появились первые иллюстрированные резными по дереву гравюрами печатные книги о древностях: "Каогу ту" Лу Далина в 1092 г. (в ней более 200 объектов из коллекции императора и 30 из частных коллекций) и "Богу ту" в 1122 г. (839 позиций). На каждом рисунке в заголовке – имя коллекционера, на обороте – протирка надписи на сосуде, ее перевод в современные иероглифы, помечены местонахождение, размеры и вес объекта (рис. 4 и 5). В каталогизировании китайцы, приученные своими философами и чиновниками к аккуратности, опережали всех.

Собирание и упорядочивание коллекций развивало интерес к происхождению древностей, к поискам на местности, к обзорам памятников. Так, в 1080 г. был сделан план города Цзян, столицы Таньской империи – это на полвека позже, чем план Рима, но он был основан на более ранних образцах. В начале XI века Лю Чжан объяснил, что древние бронзы могут удовлетворить три разных потребности: историки религиозных ритуалов могут определять употребление ваз, генеалоги устанавливать последовательность исторических фигур, а языковеды дешифровать надписи и устанавливать происхождение значений. Его современник с печалью отмечал потери вещественных свидетельств истории со временем: "Но горы сносятся и равнины заполняются, и стихии наносят им ущерб, разрушая их. Когда мы нисходим до периода Чень Хо и Цзюан Хо, восемь десятых от этих древних объектов оказывается уже утраченными" (Rudolph 1962 – 1963: 170, 175).

Всё это Восточная Азия. Что касается арабского Востока, то, хотя арабов весьма интересовали греческая наука и философия, больше интереса у них вызывали древности Египта, чем Греции и Рима. Особенно привлекали пирамиды (Лауэр 1966: 36 – 44). Масуди, арабский историк Х века сообщает, что когда в 820 г. халиф ал-Мамун прибыл в Египет и увидел пирамиды, он приказал в одной из них сделать пролом. Внутри обнаружили бассейн, наполненный золотыми монетами. Это явная сказка: во времена фараонов монет не было. В более поздних рукописях находки ал-Мамуна излагаются более реалистично: камера, колодец, малахитовая статуя, внутри которой тело человека в золоте.

В рукописи конца XII века "История Египта и его чудес" Ибрагима ибн Вазиф-шаха описывается совершенно сказочная история сооружения пирамид за триста лет до потопа царем Суридом. Излагаются устрашающие подробности о мерах по охране содержимого пирамид: "Западную пирамиду охраняла статуя из гранитной мозаики; в ее руке было нечто вроде небольшого метательного копья, голова была увенчана змеей, свернувшейся в клубок. Как только кто-нибудь приближался к статуе, змея бросалась на него, обвивалась вокруг шеи, умерщвляла и возвращалась на свое место". И т. д. Прочтя это, нетрудно понять источник страха современных феллахов перед вскрытием пирамид, но и смелость грабителей, у которых жажда наживы пересиливала страх.

4. "Народная археология" в средние века. Увлечение римскими древностями в Европе вовсе не означает, что дело шло к классической археологии. Увлечение это было простым следствием того, что римские древности издавна считались показателями богатства и роскоши у варварских соседей Рима, что в средние века притягательным идеалом светской власти была Римская империя, а центр духовной власти помещался в Риме. Отношение к прочим древностям продолжало руководствоваться нормами "народной археологии". Не случайно примеры разных аспектов "народной археологии" в значительной части были взяты мною из средних веков.

Из рассказов о "громовых камнях" к средним векам относится отправка в 1081 г. византийским императором Алексеем Комнином в дар германскому императору Генриху IV небесного топора, оправленного в золото; также цитированные мною немецкие стихи реннского епископа Марбода о благостных свойствах громового камня.

Из фольклора, связанного с мегалитами, средневековый пласт составляют записи Саксона Грамматика (1200 г.) о великанах-строителях мегалитов; можно отнести к сугубому средневековью отраженное несколько позже (XIV век) сказание о воздвижении Стоунхенджа чародеем Мерлином. К средним векам относится и наименования курганов у померанского хрониста 1234 г. - "tumulus gigantis" (могилы великанов").

Поскольку огромного распространения достигло разграбление римских древностей, особенно много баек о заколдованности сокровищ было сопряжено с кладами и тем, что принимали за клады.

Фотий в IX в. рассказывает: "Группа людей собралась вскрыть греческую могилу в поисках богатств. Коль скоро они трудились тщетно и не нашли ничего, каждый сказал своему соседу: «Пока мы не убъем собаку и не съедим ее мяса, земля не выдаст нам то, что мы ищем". Сказано – сделано». Прибегая к магии, они нарушали законы религии (цит. по: Schnapp 1996: 84 – 85).

О папе Сильвестре II (999 – 1003 гг.), очень образованном и энергичном, ходили слухи, что он прибегал к магии: он проводил раскопки в поисках сокровищ. Английский монах XII века Уильям из Малмсбери (William of Malmesbury) в своем сочинении "О деяниях властителей английских" (II, 169), с неодобрением писал об этом папе, который до своего понтификата был Равеннским епископом, а еще раньше – Гербертом, сыном крестьянина из Орильяка:

"По наущению дьявола Герберт добивался удачи таким образом, что никогда не оставлял дела неоконченным, раз уж он замыслил его. В конце концов его желания пали на клады, некогда заколдованные и укрытые язычниками и которые он открывал некромантией, запросто снимая колдовство.

КАК ГЕРБЕРТ ОТКРЫЛ КЛАД ОКТАВИАНА.

В Лагере Мартия близ Рима была статуя, не знаю, из бронзы или железа, у которой указательный палец на правой руке был вытянут, а на голове была надпись: "Ударь тут". В прошлом люди били эту безвредную статую многими ударами топора, предполагая, что надпись означала, что там они должны найти клад. Но Герберт распознал ошибку, решив трудность совершенно другим способом: заметив, куда падает тень от пальца в полдень, когда солнце в зените, он отметил это место столбиком, а когда пришла ночь, он пришел туда, сопровождаемый только слугой с фонарем. Земля открылась посредством знакомых ему искусств, и показался вход, достаточный, чтобы войти.

Перед собою они увидели просторный дворец с золотыми стенами, золотым потолком, и всё было из золота: золотые солдаты, видимо играющие в золотые кости, король из того же металла, покоящийся со своей королевой; яства, поставленные перед ними, и слуги, стоящие рядом; и сосуды огромного веса и ценности, превосходящие природу. Во внутренней части жилища карбункул величайшей ценности, хотя и малого размера, разгонял темноту ночи. В противоположном углу стоял мальчик с луком, согнутым и с наложенной и нацеленной стрелой.

Но в то время как драгоценное искусство всего восхищало очи наблюдателей, тут не было ничего, до чего бы можно было дотронуться, хоть видеть и можно было: ибо тотчас, как только протянешь руку, все эти образы бросались вперед, чтобы пресечь подобную наглость. Сдерживаемый страхом, Герберт подавил свои наклонности, но его слуга не мог удержаться от того, чтобы не схватить нож чудесной работы, который он видел на столе; он без сомнения думал, что посередь такой уймы добычи, такое крохотное воровство пройдет незамеченным. Но все образы подняли страшный шум, и мальчик с луком бросился к карбункулу, и тьма поглотила их; и если бы слуга, по слову своего господина, не бросил бы быстренько нож назад, они бы оба дорого заплатили. Вот так, оставив свою безграничную жадность неутоленной, они отступили, а фонарь освещал их отступление" (William 1887: 196 – 197).

Это описание ничем не отличается от обычных народных рассказов о заколдованных кладах, разве что тем, что клад не дался даже самому искусному колдуну.

В 1150 г. в "Кайзеровской хронике" рассказана история о спрятанной в Тибре статуе Меркурия, которая служила прачке подставкой для выбивания белья, все же сохранила божественную власть и в конце концов обеспечила выбор Юлиана (будущего Отступника) в императоры.

В этой же хронике есть и более романтическая история. За мячом, неудачно брошенным в игре, один юный римлянин вбежал в храм, увидел там статую Венеры, и она ему мигнула. Он влюбился и женился на ней. Но так как настоящее соединение было невозможно, он впал в безнадежную тоску. Только христианский священник увел его с этого дьявольского пути. Юноша обратился в христианство, а статую папа римский посвятил архангелу Михаилу и вознес высоко над Римом.

Другой вариант этого сказания есть в изложении английского хрониста Уильяма из Малмсбери. Согласно этому варианту игрок в мяч надел мешавший ему перстень на палец бронзовой статуи Венеры, а когда он хотел взять его назад, это оказалось невозможным, так как палец согнулся. Юноша, хотя и счастливо женатый, почувствовал себя насильственно обрученным со статуей. Сведущий в магии священник спас его, но сам священник раскаялся в своем обращении к магии (ведь это грех) и покончил с собой (Sichtermann 1996: 39).

5. Действия в рамках "сакральной археологии" в средние века. Уже в первые века после падения Империи интерес к римским древностям сдерживался опасением оскверниться от соприкосновения с язычеством. Но от этого было простое средство – освятить нечистые предметы, очистить их от скверны молитвами и наложением креста. В разделе о "народной археологии" я уже рассказывал о католических молитвах для очищения языческих урн в Польше. Подобные молитвы существовали и в других католических странах. По всей Европе можно было применять "Benedicto super vasa reperta in locis antiquis" (Благословение горшков, найденных в древних местах"). Текст молитвы гласил: "сотвори так, чтобы эти сосуды, изготовленные искусством язычников, могли быть использованы верующими в мире и спокойствии" (Wright 1844: 440).

В житии Св. Рупрехта есть эпизод, когда он открыл древний город Ювавум в Норике (Зальцбург).

"Он сообразил, что в месте близ реки Юварум, которая называлась своим древним именем Ювавум, были в древние времена многочисленные и чудесные строения, почти в руинах и покрытые лесом. Поняв это, человек Бога захотел удостовериться собственными глазами, и вещи оказались подлинными. Он попросил герцога Феодосия поручить ему прочесть мессу, дабы очистить и освятить это место и он предпринял меры, чтобы отстроить его, возведя сперва прекрасную церковь Богу" (цит. по: Schnapp 1996: 88).

В житиях святых и хрониках есть немало сообщений об отрытии святынь, святых реликвий и о вскрытии могил, случайном и намеренном. Французский историк Люшен (1999: 33) счел даже возможным сказать, что "Истинная религия средневековья – это поклонение реликвиям…".

Самые ранние раскопки этого рода были, похоже, самми масштабными, потому что предприняты были императрицей-матерью Еленой. Ее сын, Константин Великий, объединивший под своей властью Восточную и Западную части Римской империи и устроивший столицу на Боспоре (Византий-Константинополь), разгневал богов (он почитал и языческих и христианского). Он перебил значительную часть своей семьи – тестя, жену и сына. После этого мать его, 78-летняя Елена, будучи христианкой, решила отправиться в Иерусалим, и чтобы замолить грехи сына, отыскать Крест Господень – тот, на котором распяли Христа. Прибыв в Иерусалим и расспросив местного митрополита Макария, она обнаружила, что найти крест чрезвычайно трудно. Во-первых, на том месте казнили многих – как опознать нужный крест? Во-вторых, прошло около трех веков, дерево могло истлеть. В-третьих, в 70 г. н. э. город был разрушен римлянами, на его месте построен новый, а по приказу Адриана в 135 г. место Голгофы было засыпано и на этом месте возведен храм Венеры.

Елена раздобыла в некой еврейской семье план Иерусалима до разрушения, велела снести храм Венеры и, снарядив большую команду землекопов, начала обширные раскопки. Церковная традиция гласит, что 14 сентября 327 г. в засыпанном рве был найден деревянный крест, а на его продольной балке табличка, на которой можно было разобрать надпись "назареянин". Табличку эту через 66 лет видела Сильвия Этерия, оставившая об этом запись (рукопись сохранилась). Таким образом, крест и табличка существовали, а были они подлинными или делом рук людей епископа Макария или самой Елены, неизвестно. Константин был очень растроган и велел строить на месте находки Храм Креста (Kramarkowie 1972: 70 – 84).

В 415 г. в Палестине ранние христиане искали мощи св. мученика Стефана. Скромный пресвитер Лукиан поведал в письме "ко всем христианам", что ему трижды во сне явился ученый раввин Гамалиэль, учитель апостола Павла, и сообщил, что сам он со своим сыном Хабибом и собеседник Иисуса Никодем лежат вместе со святым Стефаном в заброшенной могиле, которую нужно вскрыть. По наитию Лукиан обратил внимание на отдаленный холмик и собрал всю деревню, чтобы его снести. Под ним была обнаружена стела с еврейской надписью, которая сообщала истинное место погребения – в 475 локтях от холма, и там-то нашли действительно 4 погребальных камеры и надпись с четырьмя нужными именами. Разумеется, от могилы исходило чудесное благовоние, а за открытием последовали чудеса (Hansen 1967: 48 – 49). Сложность хода событий и надписи, так замечательно всё подтверждающие, ясно говорят об искусственности всего рассказа, который понадобился для придания неким реликвиям достоверности. Но по этому сценарию происходили в дальнейшем и действительные поиски мощей.

Еще одни византийские раскопки имели место в Крыму, а ведущим производителем был Константин (Кирилл) Философ, один из двух братьев-создателей славянской письменности. О раскопках рассказывают четыре источника IX – XII веков. Константина с братом византийский император Михаил III послал в Хазарию по просьбе кагана. Константин задержался в Крыму и задался целью найти останки св. Клемента, третьего (после апостола Павла) папы римского, мученика, сосланного в конце I века римлянами в Херсонес и утопленного с железным ярмом на шее в море. Со времени похорон прошло около 7 веков, а где он похоронен, было предано забвению. После долгих расспросов местных жителей, чтения книг и страстных молитв Константин по божьему наущению решил, что гроб надо искать то ли на острове, то ли на полуострове, куда и поплыли на судне с епископом и клиром. Копая там некий пригорок, нашли сначала одну кость, потом другие и даже железное ярмо (Kramarkowie 1972: 91 – 100). Это было в 861 г. – за год до легендарного "изгнания варягов за море" из славянской земли (в которую Крым тогда не входил). Раскопки Константина, по всем признакам, - еще более легендарные, даже если он и предъявил соверующим "мощи св. Клемента".

Самое раннее изображение находим в Геласийском сакраментарии VII в. (рис. 6). Заглавная литера О иллюстрирована изображением землекопа с заступом, добывающего Истинный Крест. Землекоп пробивается внутрь буквы, а в ней нарисованы три креста – красный Иисусов и два черных, на которых были казнены разбойники. Однако содержание картинки мифическое. Художник VII в. рисовал по воображению.

Более близки к реальности другие изображения. На одном, император Михаил III, причастный к миссии Константина и Мефодия, и сам изображен на средневековой миниатюре (в Ватиканком менологии) находящим реликвию путем раскопок (рис. 7). На другом, в Эхтернахском Евангелии XI века (рис. 8 и 9), показаны поиски мощей Св. Этьена – христиане уже открывают могилу. На других, в рукописи XIII в. "Chronica majora" (рис. 10), нарисовано отрытие мощей Св. Амфибала (жившего в 286 – 303 гг.) двумя землекопами под наблюдением Роберта, графа Сент Олбен.

Согласно Гиральдусу Камбриенсису (Джеральду Кембриджскому), в 1184 г. аббатство Глэстонбери сгорело, и в 1191 г. монахи аббатства восстанавливали и перестраивали эту славную святыню. Во время строительных работ они обнаружили могилу человека чрезвычайно высокого роста, похороненного вместе с женщиной. Они сразу поняли, что это не обычный покойник, а некий великий герой, что и было подтверждено тут же выкопанным свинцовым крестом с надписью: "Здесь лежит славный король Артур с Геневерой, своей второй женой, на острове Авалон" (Armitage Robinson 1926: 8 - 9). В том же году Ричард I Львиное Сердце, король Англии, подарил Танкреду, королю Сицилии, меч, который по его уверению являлся знаменитым Эскалибуром, чудесным мечом короля Артура.

Легендарный Артур царствовал в Уэльсе в VI в. н. э. и является героем мифов и рыцарских баллад. Крест с надписью до нас не дошел и остается на совести монахов, так же, как возраст и принадлежность меча, подаренного Ричардом, - на его совести (а может быть, на совести тех же монахов).

Во время крестовых походов реликвии стали "находить" в местах евангельских событий. Одна из них – Святое Копье, якобы найденное под Антиохией, то самое, которое пронзило бок Иисуса при его страстном ходе на Голгофу. Есть очень детально проработанное изображение этого события в рукописи XV века "Пересечение морей". Поклонение копью происходит в соборе, копье держит епископ, а в центре собора плиты пола сломаны длинной траншеей, из которой якобы достали копье, и рядом лежат мотыга и заступ (рис. 11).

В 1390 г. князь Людвик из Бжега в Силезии провел раскопки древнеславянской крепости Рычин на Одере, чтобы найти резиденцию вроцлавского епископа XI века.

Из почитания древностей как святынь и ориентоцентризма библейской истории выросла идея обеспечить возможность регулярного паломничества к Святым местам Палестины. За идеей освободить от неверных (мусульман) Гроб Господень в Иерусалиме стояли также экономические и политические интересы европейских государств и церкви (здесь о них не место говорить). Эта идея подвигла массы населения Европы в конце XI – XII вв. на Крестовые походы, столкнувшие европейцев лицом к лицу с мусульманами и ознакомившие их с иной культурой и иной государственной религией. Эти события, а также конечная неудача походов несколько пошатнули безоглядную убежденность европейцев в естественность и неизбежность христианства.

Ознакомление с реальными древностями библейской истории на Востоке (древние города, храмы) изменили облик древности в представлении европейцев – наряду с белокаменным древним Римом появился образ средневекового Иерусалима. На миниатюре Николо Полани, правда, несколько более позднего времени, Град Божий Св. Августина подан как Небесный Иерусалим, в ореоле на небе, а на земле под ним расположены рядом два образцовых города – белокаменный древний Рим с колоннами и Иерусалим с минаретами, хотя он и очень напоминает средневековый Рим (рис. 12).

6. Археологические ситуации . Возникали ситуации, очень напоминающие археологические изыскания. Бывало, что охота за святынями приводила к открытию и светских памятников.

В IX веке епископ Озерра и его брат аббат Луп Серват де Феррьер (Loup Servat Abbé de Ferrière) втянулись в исторические разыскания, связанные со святым Реном. Луп нашел в библиотеке текст "Комментариев" Цезаря и отослал брату. Там говорилось о горе Окзуа, на которой происходили чудеса св. Рена. В 866 г. епископ организовал перевозку мощей святого мученика из каплицы на горе в монастырь Флавиньи. Но Луп идентифицировал эту гору еще и с древнеримской Алезией, где вождь германцев Верцингеторикс сдался Цезарю, где Цезарь разбил германцев.

"Он разбил их, - передает рассказчик, - и позаботился, чтобы город был разрушен и чтобы ничего, напоминающего о нем, никогда не было восстановлено. … Город, который был полностью снесен, находится в очень выгодной позиции, как всякий может видеть. Но было ли его восстановление впоследствии начато кем-либо неизвестным, у нас нет документов, которые бы могли поведать об этом" (цит. по: Schnapp 1996: 90).

Почтенному аббату не приходило в голову, что поведать обо всем этом могли бы сами материальные остатки города, их раскопки. Он уповал только на письменные источники, на слово.

Редко, но всё же попадались попытки осмыслить древние памятники, и встречались рассуждения, более близкие к археологическим. Гибер из Ножана (Guibert de Nogent), аббат Нотр-Дам де Ножан-су-Куэ, в начале XII в. написал в своей автобиографии о том, чтó он заметил возле своего монастыря.

"Место, о котором речь, это Новигентум. Оно "новое" в своем монастырском обличии, но его мирское заселение восходит к очень древнему времени. Даже если нет о нем письменных данных, необычное и, по моему мнению, нехристианское расположение могил, найденных здесь, достаточно показательно. Вокруг церкви и внутри нее, сама древность собрала столь много саркофагов, что эта масса трупов, скученных в таком месте, должна показать, сколь велика была слава этого места, искомого всеми. Размещение могил вовсе не такое, каким мы его знаем; они размещены кольцом вокруг одной из них; кроме того, внутри этих могил находились сосуды, что не напоминает ничего в обиходе христианского времени. Объяснение должно быть таким: что это могилы либо языческие, либо принадлежащие к христианской эре столь давней, что языческие обычаи были еще в обиходе" (Guibert 1981: 211 – 213).

Шнапп считает, что аббат Гибер обнаружил меровингское кладбище. Он сравнивает его впечатления с растерянностью солдат Цезаря, раскопавших древние могилы в Коринфе.

"В обоих случаях, античном и средневековом, - пишет он, - земля не понималась как потенциальный источник истории. Если древность открывалась, или скорее, если пробуждалось сознание древности остатков, это всегда происходило случайным образом, как разрыв непроницаемого барьера, отделяющего настоящее от прошлого" (Schnapp 1996: 95 – 97).

Но вот еще более близкое к археологии событие. Английская хроника ("Chronica Majora") Мэтью Пэриса (Matthew Paris), написанная в XIII в., сообщает, что в начале XI века аббаты могущественного аббатства Сент Олбенс, основанного на месте древнеримского города Веруламия, начали его раскопки, Они преследовали цель защитить монастырь от ограблений и установить контроль над меняющимся руслом реки. По мере раскопок глава аббатства, Элдред (Aeldred), тщательно сохранял черепицу и камни, чтобы использовать их при строительстве церкви. Он собирался использовать древний город как рудник для сооружения новой святыни. Ведя раскопки, он находил остатки лодок и раковины, и это доказывало, что в древние времена море доходило до этих мест. Открыл он и большую полость, как бы пещеру, которую он принял за логово чудовищного змея церковных мифов, в существовании которого он не сомневался. Но он оставил всё, как было, и объявил, что примет все меры, чтобы сохранить это открытие для потомства. Шнапп полагает, что монах наткнулся на коридорную гробницу или камерное погребение под курганом (Schnapp 1996: 98).

Его преемник Элмер (Elmer) продолжил раскопки и похвалялся, что нашел книгохранилище, в котором оказались языческие книги и – о счастье! – житие патрона аббатства, Св. Олбена. Языческие книги монах сжег, а житие велел скопировать, после чего древняя книга рассыпалась в прах. Определить достоверность списанного текста и самого эпизода, конечно, невозможно. Но монах с интересом встречал находки светского характера из городища: колонны, черепицы, обработанный камень. Далее пошли горшки, амфоры, стеклянные сосуды, пепел – словом, типичные находки при раскопках могильника.

Шнапп характеризует в итоге эти раскопки как "один из лучших примеров средневековой практики археологии" (Schnapp 1996: 99). Что ж, присмотримся и оценим трезво этот "лучший" пример: цели раскопок – бытовые (защита от ограблений, мелиорация, использование древностей как строительного материала) и, вторичным образом, сакральные (обнаружение жития святого), но никак не познавательные. Опознание находок ненаучное и несуразное (логово мифического змея, могильник принят за поселение), невозможно отделить выдумку от реальности (книги погибли, житие Св. Олбена под подозрением). Словом, никакой археологии, только отдельные схожие с ее практикой элементы (раскопки, интерес к древностям, стремление сохранить найденное, иногда фиксация).

Другой случай археологического рассуждения – находка статуи Марса. Фулькой де Бове (Foulcoie de Beauvais), архидьякон из Мо, оставил поэтическое описание находки на месте "языческого храма" в Мо, здесь передаваемое прозаически:

"Была в городе стена, которая показывала, где были руины. Время прошло, но имена остались; старые крестьяне говорят, что это храм Марса – по сей день, крестьяне, вы называете эти камни храмом Марса. Вы говорите так, не зная почему. Открытие дало нам доказательство этого имени. При пахоте среди руин крестьянин нашел статую, она выглядела как живой человек. Он нашел вырезанную голову, которая выглядела как ничто живое или сделанное человеком. Страшная голова, но облик хорошо подходит к ней, ее гримасы устрашают, и получается ужас. Ее смех, ее дикий рот, ее странная свирепость, искаженная форма подходящего облика. Даже до того, как я посетил это место, резьба была принесена мне, так что я мог определить, что она изображала, кем и для кого она была сделана.

Слыша извращенное имя, под которым это место известно у местных жителей, я обследовал голову – невозможно не видеть, как ясно само место поучает нас, давая нам как имя, так и дикую голову. Это место есть храм Марса, эта голова есть голова языческого Марса, ошибочно принимаемого за бога. В древние времена, когда культ был жив, - так рассуждал я, - страх привел богов к жизни. Это демонстрируется сим местом. Этот бог не состоятелен и нуждается в руке человека и посредстве камня, дабы существовать. Ни рот, ни око, ни рука, ни нога, ни ухо не могут шевелиться. Искусство дарует напоминание, не наличие. Он не был создан, чтобы быть Богом, ибо Бог сотворил всё. Он был создан как Марс; поэтому он не Бог, а если он не Бог, то его не нужно почитать" (Adhémar 1937: 311 – 312).

Монах не столь озабочен функциональным и смысловым определением статуи, сколь ее определением как идола, а не образа бога (хотя чем она отличается в принципе от изображений Иисуса и святых, непонятно). Смысловая идентификация выводится исключительно из эмоционального восприятия и из местоположения, отвечающего местному преданию. Кроме определения и доказательства реальности предания, никаких задач не преследуется.

Наконец, в рукописи XIV века, т. е. уже эпохи Возрождения, но из Англии, куда Возрождение в XIV веке еще не пришло, изображен Стоунхендж, но не таким, каким его все видели, разрушенным, а в мысленной реконструкции, при чем средневековый миниатюрист не сумел передать в перспективе круглую форму сооружения и изобразил его прямоугольным (рис. 13).

Постепенно, с удалением от античности и времени Карла Великого и Фридриха II интерес к античным древностям угасал, их оттесняли герои собственного героического эпоса – король Артур, Роланд, сам Карл Великий, а с античными мифическими героями смешивались мусульманские демоны и Магомет.

7. Библейская история и короткая хронология . Разумеется, образованных людей и властителей средневековья интересовало происхождение своих народов. В условиях образования национальных государств при господстве феодально-аристократической идеологии с ее погружением в генеалогические споры, хронисты видели свою задачу в том, чтобы подыскать своим народам достойных предков. Направлений для поиска корней было два. Претензии королей на преемственность от Римской империи диктовали поиск в этом направлении, в истории греко-римского мира, в ее мифической глубине. Авторитет же Библии диктовал поиски в библейской истории. А учитывая наличие библейской Таблицы народов, генеалогически построенной, задача сводилась к подысканию в ней эпонимов (родоначальников) по созвучию имен.

В Англии и Франции пестовались легенды о происхождении от героев троянской войны, британцев вели от нее через Брута. В IX в. валлийский монах Ненниус пишет, что Брут, троянский князь, первым поселился на британских островах после потопа. Хронист XI века Джоффри из Монмаута в своей "Истории королей Британии" дает даже точную дату прибытия Брута на острова: 1170 г. до Р. Хр. В Швеции (по книге ок. 1250 г. "Rydaarbog") производили себя от готов, а готов от библейского Гога, внука Ноя.

Таковы были исторические рамки, в которые можно было мысленно вписывать древнейшие памятники. Но тогда еще к материальным древностям эти изыскания не были применены. В истинно первобытное прошлое монахи того времени не могли заглянуть, во-первых, потому, что не могли распознать первобытные памятники, отличить их от чудесных явлений "народной археологии", а также от средневековых и библейских памятников, во-вторых, потому, что за пределами библейской истории практически не оставалось места для чего-нибудь еще.

Библейская же хронология основывалась на сложении сроков последовательных правлений иудейских царей до рождения Иисуса Христа. Это сравнительно несложно. Но вглубь от древнейших царей хронология более шаткая. Она была основана на расчетах, сводившихся к сложению возрастов всех перечисленных в Библии праотцев в последовательных поколениях, но, конечно, не полных возрастов, а возрастов их дожития до рождения сыновей. Часто это цифры предположительные, потому что возрасты обзаведения сыновьями не приведены. Раввинские авторитеты отнесли исходную точку - сотворение мира (в том числе и Адама) – к моменту, который (если подключить Евангелие) должен отстоять от Рождения Христа вглубь на 3700 лет, т. е. к 3700 г. до н. э. Это уже во время Реформации папа Клемент VIII поправил раввинов и предложил другую дату сотворения мира – 5199 г., а в XVII в. англиканский архиепископ Джеймс Ашер (James Usscher) вернулся ближе к еврейской дате и предложил 4004. Так или иначе, вся история от сотворения мира до рождения Христа занимала всего несколько тысяч лет, из которых около тысячи лет уходило на классическую историю (параллельную с библейской историей "царств"), а остальные – на предешествующую библейскую.

В древнем мире греки, ссылаясь на египтян, верили, что история человечества насчитывает десятки тысяч лет. Христиане этого не приняли. В V в. н. э. св. Августин изгнал из христианского мира "гнусную ложь египтян", которые утверждали, что их мудрости 100 000 лет. В арабском и еврейском мире отношение к хронологии было не столь жестким. И всё же в книге испанского еврея Иуды Галеви "Хазары", написанной в начале XII века и содержащей якобы переписку ученого еврея с хазарским царем народа, жившего в поволжских степях, защищается библейская хронология. Книга рассказывает о выборе вер хазарским царем (перед тем, как принять иудейскую веру). В этой переписке царь спрашивает еврея: "Не ослабляет ли твою веру, когда тебе говорят, что у индийцев есть древности и строения, которые, как они говорят, насчитывают миллионы лет?". На это еврей отвечает: "Это бы ослабило мою веру, если бы у них была записанная форма религии, или книга, относительно которой множество народа придерживалась бы одного и того же мнения, и в которой нельзя было бы найти исторических несообразностей…" (цит. по: Schnapp 1996: 224).

Библейские догмы не только ставили предел всматриванию вглубь тысячелетий, но и сковывали восприятие дохристианских древностей.

7. Новации эпохи Возрождения. Возрождение античных норм, вкусов и ценностей стало лозунгом новой эпохи. Началось всё в конце XIII века, когда в итоге Крестовых походов торговые пути на Восток пошли через итальянские города, тамошнее купечество и ремесленники разбогатели, перестали терпеть господство феодальных властителей и установили республиканские порядки. В мышлении людей произошли глубокие изменения:

1. Антропоцентризм. Новым хозяевам городов претило господство феодально-аристократических слоев и их идеологии, поддерживаемой догмами христианской церкви. Церковь лицемерно проповедовала благость аскетизма, тогда как сама владела огромными богатствами. Но главное было не в этом. Торговцы, банкиры и ремесленники были заинтересованы в одобрении труда, накопления и потребления, в признании материальных благ достойными ценностями. Мыслители и художники нового толка, отражавшие представления буржуазии, стали все больше смещать свои интересы с чисто религиозных сюжетов на мирские, светские дела, с божественного - на человеческое. Человек оказался в центре их интересов (антропоцентризм - от греч. "антропос" - человек; термин "антропос" обычно употребляется для обозначения человека как вида, т. е. человечества). Схоластической образованности средневековья, основанной на изучении логики, метафизики и "естественной философии", т. е. спекулятивных рассуждений о природе вещей в реальном мире, они противопоставили studium humanitatis - изучение наук о человеке: истории, поэтики, права.

2. Гуманизм. Изучая их, они приобрели другую систему ценностей. Не отвергая основных догм религии, они ожидали более терпимого отношения к естественным человеческим чувствам и мирским интересам. Монашество утратило притягательность святости – наиболее способные монахи и сами занялись гуманитарными исследованиями. Даже в религиозных сюжетах люди Возрождения стали выискивать человеческие аспекты, в божественных героях – человеческие черты. Они видели достоинство человека во всех его естественных проявлениях, требовали милосердия к слабостям человека – человечного отношения.

3. Индивидуализм. Общество средневековья было сугубо сословным, средневековый человек был корпоративным существом. Он целиком, душой и сердцем принадлежал к сословию, даже в личной жизни зависел от него – от сельской общины, в городе – от цеха, от соседей по улице и церковному приходу. Эта связанность мешала буржуазному предпринимательству и личному обогащению. Деятели Возрождения подняли достоинство отдельной личности, выступили за высвобождение ее творческих сил от оков корпоративной зависимости. Прежде любое имя, кроме властных и святых, терялось в сплаве общего дела. Теперь всякий активный человек обретал свое лицо, всякое творение обрело автора, подпись.

4. Университеты. Университеты как нецерковные центры высшего образования возникли еще до Возрождения – сначала в Китае, потом в арабском мире, в середине XII – начале XIII века - в Париже, Оксфорде, Кембридже, Монпелье и Неаполе. Но первые университетские статуты, сделавшие их официально признанными учреждениями появились в конце XIII – начале XIV века: в 1289 – в Монпелье, 1317 г. – Болонье, 1318 – Кембридже, и к концу XIV века университеты существовали уже по всей Европе – Прага, Краков, Вена, Гейдельберг и т. д., только Скандинавии эта волна достигла лишь в XV веке, но везде севернее Альп они появились раньше других форм Ренессанса. Кроме грамматики, логики, математики, астрономии и музыки, нужных для религиозной деятельности, в университетах изучали теологию (включая антропологию), но также право и медицину. История, подлежавшая ведению монахов, постепенно тоже отошла университетам. Университеты сыграли важную роль в подготовке деятелей Возрождения. Из университета в Болонье вышли Данте, Петрарка, Торквато Тассо, из университета в Неаполе - Боккаччо.

5. Тяга к новациям и первичный трансформизм. Людей Возрождения вдохновляло ощущение нового века. Они понимали, что наступает новое время, что они живут в обновляющемся мире. Люди впервые за тысячу лет ощутили ход времени – осознали, что всё изменяется, что прошлое другое, чем современность, что, стало быть, в прошлом люди пользовались вещами иного типа, создавали искусство в другом стиле, ходили в иных одеждах (Rowe 1965). Впрочем, меньше всего это касалось первобытности и ее одежд – их просто не знали. На миниатюре из "Хроники Аугсбурга" (1457 г.) немецкого гуманиста Сигизмунда Мейстерлина (Sigismund Meisterlin), даже в издании 1522 г., первобытные жители Аугсбурга сидят в пещере и в шалаше, но в одеждах, современных художнику (рис. 14).

6. Возрождение античности. Относясь критически к своим непосредственным предшественникам, к схоластам и аскетам средневековья и отвергая их традицию, мыслители нового толка искали опоры на другую авторитетную традицию. Мечтая о новой жизни, о более удобной организации общества, о человечном искусстве, всё это они находили у античных авторов – республиканские нормы, человеческое достоинство свободных людей, меньшую зависимость от религии и близкие к природе идеалы телесной красоты. Языческая античность оказалась духовно ближе, чем христианское средневековье непосредственно предшествующих веков. Произошла передвижка идеалов с библейских патриархов на языческих греков и римлян.

Как пожар распространилось почитание античных творений: философии, искусства, литературы. Ученые занялись переводами сочинений древних авторов. Архитекторы, скульпторы, художники и поэты стали подражать античным творениям - вот тогда эти творения и получили статус классических , т. е. образцовых, а по ним и вся эпоха была названа классической, новая эпоха была названа Возрождением , или по-французски – Ренессансом (имелось в виду возрождение античных норм), а промежуточные века и получили название средних .

7. Географическое распространение и хронология. В XIV веке гуманисты ученые, поэты и художники создавали первые великие произведения в новом духе в Италии, в XV веке новое течение охватило и Западную Европу, а в XVI веке распространилось на Центральную и Северную. XVI век – это одновременно и эпоха Реформации и религиозных войн в Европе.

8. Веротерпимость и церковь. Расширился круг народов почитаемых и уважаемых. Стало возможным признавать лучшим и высшим не христианское, а языческое: античные греки и римляне ведь были язычниками. Более того, именно в это время возникшая на месте Византии Оттоманская империя турок, при всей враждебности христианского мира к исламу и турецкой военной угрозе, получила признание как мощная сила. Арабы в Испании захватили почти всю территорию страны, и в процессе общения арабские культурные достижения переходили к христианам.

Опасность заставила католическую церковь организовать сопротивление новым веяниям. С первых ростков Возрождения, в XIII в., церковь организовала ордена доминиканцев и иезуитов, ввела инквизицию, а в народе бедствия войн вызвали вспышку диких суеверий и жестокости. Самое средневековое мракобесие – мучительные растянутые казни, охота за ведьмами, костры инквизиции – это именно эпохи Возрождения и Реформации. Так что не по ошибке эти эпохи включаются в средневековье.

8. Ориентация на классические древности . Именно в это время итальянцы активно занялись изданием и переводами античных (классических!) авторов, сбором и чтением эпиграфики, освоением античных традиций в искусстве, подражаниями античной поэзии. Рим тогда был центром не только папской духовной (на весь западно-христианский мир) и светской (на часть Италии) власти, но и официальным центром Священной Римской империи германской нации.

Молодой гуманист Кола ди Риенцо (Cola di Rienzo, или di Rienzi, 1314 – 1354) систематически собирал античные надписи. Его называют "первым исследователем древностей Рима" (Gregorovius 1980, II, 2: 877). В середине 40-х годов он составил "Описание города Рима и его достопримечательностей". В 1346 г. он обнаружил в Латеранском соборе Св. Иоанна древнеримский Веспасианов Закон об Империи, высеченный в камне, и истолковал его в том духе, что народ выше императоров. Вытекающий из этого призыв к независимости города Рима был вывешен на церковной стене, а 20 мая 1347 г. на многолюдном народном собрании Кола зачитал этот документ и свое толкование всем. Рим был объявлен республикой, а молодой трибун получил диктаторские полномочия. Республика в Риме продержалась недолго, через 7 месяцев папские войска овладели городом, и Риенцо пришлось бежать. В 1354 г. он снова установил республику в Риме, но она продержалась еще меньше, а Кола погиб. И всё же, как выразился Шнапп, Кола ди Риенцо показал народу Рима, что древние камни и впрямь могут говорить (Schnapp 1996: 108). Именно революционное правительство Кола ди Риенцо приняло первый в мире закон об охране памятников прошлого.

Ведущие глашатаи итальянского Возрождения в литературе Франческо Петрарка (Francesco Petrarca, 1304 – 1374) и Джованни Боккаччо (Giovanni Boccaccio, 1313 – 1375) тоже обращали некоторое внимание и на материальные древности. Петрарка пропагандировал новый тип путешествия по древним достопримечательностям – с томиком классического автора в руках, а Боккаччо развивал критику письменных источников и отвергал народные предания как средство идентификации материальных памятников. Американская исследовательница Корнелия Коултер собрала все сведения об археологических памятниках, содержащиеся в его работах и показала, что он знал много древностей Италии, но как раз древности Рима знал слабо: Рим был тогда в упадке, слабо заселен, и его древние здания были скрыты под культурным слоем (Coulter 1937).

В XV веке архитектурные руины Рима описывал Поджо Браччолини (Poggio Bracciolini, 1380 – 1459), изучавший древние труды об искусстве. Собрав также большую коллекцию античных древностей Рима и окрестностей (статуи, геммы, монеты) о превратил свой заг

Ларс Леннурт

Древность и Средневековье. Тексты родового общества

Древность и средневековье (800–1530 гг.)

На Севере далеком жил когда-то

Великий род – и в мире, и в войне.

В нем не было рабов, господ суровых,

Но каждый был хозяин сам себе.

Свободный бонд владел мечом и плугом,

Жил в мире с Богом и людьми вокруг.

Себе защита, мог помочь другому,

И дети конунгов росли под этим кровом.

Так начинается стихотворение Эрика Густава Гейера «Отчий дом» (1811), это классическое изображение древнего скандинавского общества в шведской поэзии. Идеализированная картина великодушных ётов, – бондов и викингов, – долгое время определяла наши представления о собственной древней истории. Древность выступала перед нами в таинственном свете, словно утраченный золотой век, а ее малочисленные письменные источники – рунические надписи на камнях, саги, Эдда, – словно Священное писание.

Напротив, период, следующий за древностью, – средние века, – часто воспринимался в нашем национальном сознании как мрачная эпоха, когда исконная свобода шведов оказалась под угрозой со стороны властолюбивых католических священников, датских королей, немецких купцов и целой своры жестоких фогтов и наемников. Литературные памятники средневековья – легенды, жития святых, рифмованные хроники, рыцарская поэзия и пр. – которые писались в монастырях и княжеских канцеляриях, в общем и целом ценились не слишком высоко, особенно в сравнении с соответствующей литературой Европы. Большинство произведений объявлялось рабским подражанием чужеземным образцам, которое обычно диктовалось религиозными и политическими соображениями. Единственным светлым исключением в этой мрачной картине называли баллады, или народные песни, и некоторые другие тексты, – например, «Песнь о свободе» епископа Томаса, – видя в них выражение истинно шведского духа, народного и свободолюбивого, в противоположность иностранному давлению. С этой исторической точки зрения, только начиная с эпохи Густава Васы и реформации XVI века в стране возродилась собственно шведская культура, а также и шведская литературная традиция.

Подобное представление о древности и средневековье выступает в своей упрощенно-наивной форме в школьных учебниках, которые ныне отвергаются. Просвещенный и более нюансированный вариант того же представления все еще содержится в большом труде Шюка и Варбурга начала нашего века – «Иллюстрированной истории шведской литературы». И только позднее в нашем столетии национальные мифы об этих ранних периодах были всерьез пересмотрены как историками, так и литературоведами. Сегодня вряд ли отыщется хоть один шведский ученый, который возьмется утверждать, что древность была золотым веком, а средневековье – эпохой тьмы. Историки свели нашу героическую эпоху викингов к периоду, когда скандинавские хёвдинги копили богатства, торгуя рабами, шкурами и прочим товаром. А эпическое творчество, которое в старых изданиях именовалось «древнескандинавским» или «ётским», позднее стало восприниматься как исключительно исландское или, в некоторых случаях, норвежское, и к тому же часто испытывавшее на себе влияние христианского творчества средних веков. Это касается, к примеру, знаменитых исландских саг. Если же говорить о подлинно шведском творчестве древних времен, то, похоже, от него не осталось почти ничего, заслуживающего внимания. Вслед за Эсайасом Тегнером мы вынуждены признать, что в нашей истории имелись периоды, когда отечественным было лишь варварство.

Что же касается средних веков, то культура этой эпохи в последите годы подверглась переоценке, так что древность и реформация отошли на задний план. К примеру, удалось продемонстрировать, как классическая традиция, идущая от древнеримской литературы, продолжалась в церковном искусстве средних веков, а иногда порождала блестящие образцы, в том числе и в шведской культуре. Отдельные произведения, которые в средние века писались на латыни или на шведском, – например, «Откровения» святой Биргитты, Зрикова хроника, песнопения Бриньольва Альготссона, – относятся к лучшим в своем жанре в Европе, и ценность их нисколько не умаляется тем, что сам жанр как таковой – иностранного происхождения. Это же касается и баллад, которые чаще всего оказываются вовсе не «народными» и которые в большей степени зависели от влияния общеевропейских литературных течений, нежели могли предположить в XIX веке. И если мы сравним нашу средневековую литературу, отмеченную печатью католицизма, с той, что создавалась в первое столетие протестантизма, то заметим, что доктринерской и пропагандистской выглядит скорее последняя.

И все же можно задаться вопросом, не слишком ли далеко заходит в последние годы пренебрежение исследователей средневековья старым, национально-романтическим взглядом на историю? Не рискуют ли при этом совсем позабыть о народном, устном творчестве, которое, несмотря ни на что, все же существовало в Швеции – и во всей Скандинавии, – как в древности, так и в средние века. Не слишком ли усердно отвергают ётский идеал отчего дома, так что уже не способны понять поэзию рун, высеченных на камне, или признать, что исландские саги – наше общее скандинавское культурное наследство, даже если оно в большинстве своем создавалось в Исландии? И не ведет ли наше углубленное изучение средневековой католической культуры к переоценке некоторых скучных педантов от Литературы, только потому, что они стояли на вершине латинского образования своего времени? Вопросы подобного рода важны не только для литературного критика, но и для историка литературы, который стремится понять смысл периодизации в своем предмете. Что такое «древнее» и «средневековое»?

Граница между древностью и средневековьем обычно определяется введением христианства, означавшим не только смену веры, но и изменение всей общественной системы. В Швеции, как принято считать, основные перемены начались в XI веке, то есть почти на столетие позже, чем в Норвегии и Дании. Однако сам вопрос заключается в постепенном, затяжном процессе, который развивался на протяжении всего средневековья. В переходный период XI–XIV веков «древние» и «средневековые» культурные институты сосуществовали вместе, а литература в целом была окрашена обеими традициями. Это означает, что невозможно определить четкую границу между эпохами. Та литература, которая в дальнейшем будет считаться древней, имела своим истоком мир представлений и систему жанров дохристианского скандинавского общества. И большей частью она относилась к IX–XIV векам. Средневековая же литература, напротив, была порождена христианским, европейским обществом и его представлениями и относилась к 1200–1530 годам.

Дохристианское скандинавское общество лишь отчасти напоминало тот идеал, который нарисовал Гейер в «Отчем доме». Конечно же, основной его костяк составляли свободные крестьяне-бонды, но были также рабы и господа. Рабы, или трелли, выполняли тяжелую работу в усадьбе. Они не имели собственности и сами расценивались как собственность своих хозяев. К господам же относились хёвдинг, лагман (законоговоритель, судья), ярл (наместник) и король. В сравнении с простыми бондами они были крупными собственниками, а также имели больше власти на местных собраниях – тингах, где решались споры, тяжбы и политические конфликты. С другой стороны, социальное расслоение между бондами и знатью было значительно меньше, чем впоследствии в средние века. И те, и другие, в противоположность рабам, считались свободными людьми; их свобода и право собственности уважались, и они обладали правом голоса на тинге. В то время еще не было сильной королевской власти, а потому не было и государства как такового. Король осуществлял свою весьма ограниченную власть в том, что он объезжал свои земли вместе с дружиной, или хирдом. И в каждой земле, или провинции, были собственные законы и обычаи, с которыми короли были вынуждены считаться. Законы, как и религия (вера в асов) и поэтическое творчество, – принадлежали к устной традиции, с ее немногочисленными и своеобразными жанрами, лучше известными в Исландии, но в определенной мере и в Швеции тоже. Это песни Эдды, скальдическая поэзия, саги, загадки, поговорки и пр. Во всех этих жанрах мы встречаем особый язык и специфические представления, которые в целом могут трактоваться как древние, дохристианские, даже если они чаще всего смешаны с христианскими, средневековыми элементами.

ВИДЫ НОРМ МП.

По характеру содержащихся в нормах МП предписаний можно выделять:
- нормы-принципы,

Нормы-определения,

Нормы-правомочия,

Нормы-обязанности,

Нормы-запреты.

Нормы-принципы устанавливают основы международного правопорядка, международного мира и сотрудничества. Нормы-правомочия предоставляют их адресатам определенные субъективные права. Нормы-запреты фиксируют запрет указанного в них поведения: "никто не должен содержаться в рабстве; рабство и работорговля запрещаются во всех их видах" (ст. 8 Пакта о гражданских и политических правах 1966 г.).

По своей роли в механизме международно-правового регулирования различают:

Регулятивные и

Охранительные нормы МП.

Регулятивные нормы предоставляют субъектам право на совершение предусмотренных в них положительных действий. Охранительные нормы выполняют функцию защиты международного правопорядка от нарушений, устанавливают меры ответственности и санкции по отношению к нарушителям.

Материальные и

Процессуальные.

Материальные нормы фиксируют права и обязанности субъектов, их правовой статус и т.д. Процессуальные нормы регламентируют порядок реализации материальных норм.

По сфере действия различают:

Универсальные,

Региональные и

Локальные нормы МП. Универсальные нормы охватывает своим участием большинство государств мира. Таковы, например, Устав ООН, нормы о нераспространении ядерного оружия и др. Региональные нормы МП действуют в пределах стран одного региона (право Европейского Союза, акты органов СНГ). Локальные нормы регулируют взаимоотношения двух или нескольких субъектов МП (например, Договор между РФ и КНР о выдаче преступников 1995 г.).

Нормы международного права такж подразделяются на ИМПЕРАТИВНЫЕ (ius cogens) и ДИСПОЗИТИВНЫЕ. Императивной признается норма, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер.

Диспозитивных норм в МП гораздо больше, отсупление от них возможно по соглашению субъектов МП.

Развитие МП в древности и в средние века.

В литературе выделяют четыре основных этапа развития международного права: рабовладельческий, феодальный, буржуазный и современный.

Возникновение и развитие МП связано с возникновением государства. МП возникло в период рабовладельческого строя. Пожалуй, одним из самых древних дошедших до нас международных договоров является договор египетского фараона Рамзеса II с царем хеттов Хаттушилем III, заключенный в 1278 г. до н.э. В этом соглашении восстанавливались дружественные отношения между двумя государствами после длительной войны, заключались оборонительный и наступательный союзы, предусматривались помощь в случае внутренних беспорядков и взаимная выдача перебежчиков. Этот договор послужил образцом для многих международных соглашений. Своеобразным памятником МП можно считать и Законы Ману (I век н.э.)., достаточно подробно урегулировавшие вопросы посольского права, а также правила ведения войны. Весьма интенсивную дипломатическую деятельность осуществляли древнегреческие города-государства, обменивавшихся многочисленными посольствами и заключавшими договоры о военной помощи. Получил развитие институт защиты иностранцев (проксения). Споры по нарушениям международных договоров рассматривались третейскими комиссиями; на нарушителей договора налагался крупный штраф, который, в случае неуплаты, взыскивался с помощью вооруженных сил. В древнем Риме (в период республики) послы выбирались в сенате и обязаны были давать отчет о своей деятельности. В период империи происходит становление "права народов" (jus gentium) как особой правовой системы. В этот же период уже начинает проводиться различие между справедливыми и несправедливыми войнами. Возникает принцип соблюдения договоров, при этом нарушение договора рассматривалось как нарушение божественного права.

На развалинах римской империи в Европе возникло несколько феодальных государств (франков, германцев, саксов и др.). Развитие МП несколько замедлилось, т.к. характерной чертой эпохи феодализма являлось "кулачное право". Война признавалась справедливой формой разрешения международных споров. В этот период заключаются, в основном, договоры о военных союзах, мирные соглашения. Торговые города заключали союзы (Ганзейский союз), для защиты торговли и торгующих граждан. Международное признание получили сборники, кодифицирующие нормы и обычаи морского права и послужившие обоснованием принципа свободы открытых морей. Отмечается некоторая регламентация "законов и обычаев войны", начинает складываться консульское право. Активную роль в международных отношениях играла церковь. Периодически проводившиеся соборы играли роль кодификаторов обычных норм МП. Так, на Карфагенском соборе (438 г.) был официально сформулирован один из важнейших принципов МП - принцип добросовестного выполнения международных обязательств (pacta sunt servanda).

А. М. Тюменев

Е/ГдВревРносЕти И

и в Средние Река

ББК 63.3, 66.1

Печатается по изданию:

А. Тюменев. Евреи в древности и в Средние века. Пб., 1922.

Т 98 Тюменев А. И.

Евреи в древности и в Средние века. - М: Издательство

«Крафт+», 2003. - 400 с.

ISBN 5-93675-058-8

В книгу вошли очерки по истории евреев в древности

и средневековье, в которых кроме общеисторической канвы исследуются условия жизни, занятия евреев, прослеживаются пути становления еврейского народа как горожанина и раскрывается его характер.

ISBN 5-93675-055-8 ББК 63.3, 66.1

785936 750557 © Издательство сКрафт+», 2003

Предисловие

Настоящие очерки должны были войти в предполагавшуюся к изданию серию монографий разных авторов по истории

евреев в отдельных странах. Издание серии не состоялось, и

очерки выходят теперь отдельной книгой. Первый очерк «Основные моменты…» должен был служить общим введением ко

всей серии, очерк «Евреи в средние века», разделенный в настоящем издании на два очерка - «Евреи в римскую эпоху» и

«Евреи в средние века», - таким же введением к истории евреев в новых европейских странах и государствах. В виду однородного характера содержания обоих очерков и непосредственного соприкосновения их хронологических границ (первый

очерк оканчивается, второй же начинается эллинистической

«Иудея и Эллада в их взаимных отношениях» выясняет причины перелома, наступившего в отношениях евреев к внешнему миру с началом эллинистической эпохи и резко разграничивающего собою время жизни евреев на родине и в диаспоре.

Вот почему, несмотря на его более специальный характер, автор счел нелишним присоединить и этот очерк к двум другим

в качестве связующего звена между ними.

Апрель 1920 года

Основные моменты

истории экономического

и общественного развития

израильского народа

в доэллинистическую эпоху

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Переходный период от скотоводческого хозяйства

к земледелию (время судей). Господство

земледельческой культуры в эпоху царств

Крепкая привязанность к скотоводству

и пастушеской жизни, очевидно, есть наследие от этого начального периода жизни

народа. Язык Ветхого Завета богат выражениями и образами, которые свой корень

имеют в жизни пастухов и номадов.

Переселение израильского народа через Иордан и занятие

им лежащей к западу от последнего и известной в древности под

названием Ханаана плодородной местности относится обыкновенно ко второй половине тринадцатого столетия до нашей эры

(1250-1200 гг.). Однако было бы глубоким заблуждением представлять себе это переселение в виде единовременного акта завоевания. Как и переселение всякого иного народа, сопровождающееся постепенным оседанием его в данной местности, как переселение, например, арийцев в Индию или утверждение германцев в пределах Римской империи, требует для своего завершения периода времени, охватывающего часто не одно столетие, точно так же и занятие области Ханаана израильским народом

должно представлять себе совершавшимся относительно медленно и постепенно и притом не только путем непосредственного насильственного завоевания. Переселению в Ханаан предшествовал продолжительный период кочевой пастушеской жизни

на левом восточном берегу Иордана1, причем переправа на правый берег этой реки первоначально совершалась лишь отдельными группами и затем уже только частью под влиянием растущей земельной тесноты, частью под давлением со стороны

новых толп кочевников - целыми племенами и более зпачи-

телгчыми массами - коленами, как называет их историческое

повествование. Еще около 1400 года, времени так называемой

тэлль-амарнской переписки, т.е., по крайней мере, за полтора

столетия до начала массового передвижения в область Ханаана израильских племен-колен, мы встречаем отдельные группы

евреев, появляющихся здесь под именем хабири в качестве наемников на службе у мелких сирийских князьков Палестины, постоянно враждовавших и ведших почти беспрерывные вой-

1 Stade. Geschichte des Volkes Israel. Band I. S. 133-134.

иы между собой2. Равным образом и после начавшегося движения израильтян более значительными племенами и группами, борьба их с туземным населением за обладание западным берегом Иордана3, равно как и более мирный процесс постепенного

расселения их между туземцами и смешения с этими последними отняли еще немало времени, прежде чем израильским коленам, переправившимся на правый берег Иордана, удалось окончательно утвердиться и прочно осесть в завоеванной стране4.

Еще долгое время спустя после того, как утвердившиеся в

области западного берега Иордана колена Израиля окончательно перешли к оседлости и мирному земледельческому образу жизни, колена, оставшиеся на правом берегу Иордана, соответственно характеру местности, продолжали вести по-прежнему пастушеский кочевой образ жизни. Однако и в жизни

переселившихся на западный берег Иордана израильских племен воспоминания пастушеского периода их истории изгладились далеко не сразу, причем отдельные пережитки сохранились от этого периода вплоть до позднейшего времени. Следы

кочевого пастушеского быта остались при этом не только в

языке позднейших ветхозаветных литературных произведений, не только в часто встречающихся в них литературных образах

и оборотах, не только в тех или иных отдельных народных

обычаях5, но и в общественном устройстве и прежде всего в

сохранившемся делении Израиля на колена и племена и в той

роли, какую до последнего времени самостоятельного исторического существования израильского и иудейского царств удержали за собою старейшины этих колен6.

2 См.: И. Соловейчик. Палестина в XV веке до нашей эры при

свете новейших открытий. - Журнал Министерства Народного Просвещения. 1896, март; ср.: Benzinger. Geschichtc Israels bis auf die griechische Zeit. Leipzig, 1914. S. 9-10.

3 Stade (s. 135 f) отрицает не только единовременность факта

завоевания, но и единство личности вождя, считая Иисуса Навина

мифической собирательной личностью, ср.: Wellhausen. Israelitische und Jiidische Geschichte (5 Auflage). Berlin, 1904. S. 36-47, который

не идет, впрочем, так далеко в отрицании традиции, как Stade.

4 Wellhausen. S. 47-52.

5 Буль. Социальные отношения израильтян (нем. изд. 1899). Пер.

Глаголева. СПб., 1912. С. 7-10; Stade. Band. I. S. 363-364 и специальное исследование Budde: Das nomadische Ideal im Alten Testament. - Preussische Jahrbiichcr. Band LXXXV, 1896.

6 Относительно племенного быта израильтян в кочевой период их

истории см.: Wellhausen. S. 21 f.

Вся эпоха, охватывающая собою время окончательного утверждения израильтян в области Ханаана до воцарения Саула

и Давида, т.е. приблизительно до 1000 года, представляет собою определенную картину племенного быта7. Сами «судьи»

по своему значению и по той роли, какую они играли в это

время в жизни израильских племен, - это прежде всего именно

«племенные вожди», местные князья - предводители колен, которые собирают воинство колена и выступают во главе его

против врагов8. Хотя древние тотемные божества - покровители отдельных племен - к этому времени уже окончательно

исчезли, уступив свое место Ягве, по-видимому, еще в предшествовавшую эпоху9, однако воспоминания о них удержались в

именах отдельных племен10, причем религиозные верования израильтян в это время отличались вообще еще первобытной простотой и примитивностью11. Характер национального божества

Ягве и в эпоху судей, по сравнению с предшествовавшим коче7 Сохранению разъединенности израильского народа на отдельные племена способствовал отчасти и гористый характер местности, разделявший их и препятствовавший установлению тесных связей

между коленами и слиянию их в единое политическое целое. Ср.: Benzinger, Hebraische Archaologie, 1900. Относительно роли старейшин см.: Leesemann. Die Aeltesten im Alten Testament, 1895.

8 Kittel. Geschichtc des Volkes Israel. Band II (1909). Русский

перевод в издании «Мир»: История Еврейского народа. Т. I (1914).

9 Wellhausen. Israelitischc und Judische Geschichte (5 Auflage).

S. 109. Schneider (Die Entwickelung der Jahvereligion und der Mosessagen in Israel und Juda) относит время вытеснения культа старых племенных богов культом Ягве даже к еще более позднему периоду, именно к царской эпохе.

10 Stade. Band I. S. 407 f.; ср.: Wellhausen. S. 123, 108, Anm.

V Cp. Darmstatter. Les prophetes dTsrael. 1895. P. 17-19: «Древняя эпоха нашей исторической жизни - это эпоха “терафим”, которых набожно увозит с собою Рахиль из дома отца… это эпоха, когда

отдельные колена, одержимые завоевательным пылом, вступают в борьбу, стремясь овладеть влиятельными идолами. В эту эпоху ангелы

Введение

Как известно, Давид поразил Голиафа камнем, выпущенным из пращи. Тысячелетняя эволюция этого простейшего оружия привела к созданию сложных гравитационных метательных машин, то есть таких, чье действие основано на использовании силы тяжести.

Как появились метательные машины и в чем суть их эволюции? Еще в доисторические времена определились два основных метательных снаряда, «дешевый» и «дорогой», камень и заостренная палка, превратившаяся в дротик. Дротик имеет лучшую пробивную способность и летит дальше, но требует больших затрат труда на своё изготовление. Итак, на одном конце двигатель-человек, на другом - снаряд.

Цель работы исследовать процесс эволюции метательных машин, Определить причины и следствия их появления.

2.Проследить направления развития метательных машин.

.Показать их сходство, различия и особенности.

.Проследить путь распространения от Древности до Средневековья.

.Охарактеризовать общие результаты эволюции.

Актуальность исследования. Если попытаться найти в научной литературе внятную классификацию боевых метательных машин, то можно с удивлением обнаружить, что она отсутствует. Это создаёт большие трудности при их изучении и описании. На то есть четыре причины: путаница между греческими и латинскими названиями; смешивание названий метательных машин вообще (катапульта) с названиями отдельных видов (баллиста, онагр), туманное изложение технических вопросов у античных авторов; небрежность современных исследователей. Мое исследование это еще одна попытка классифицировать известные виды и типы метательного оружия.

Источниковедческая база. Гомер описывает композитные луки. Другой вопрос, что датировка самих «Одиссеи» и «Илиады» по сей день остается под большим вопросом, а потому относить изобретение композитного лука к временам Троянской войны (XII в. до н.э.) было бы опрометчиво. Юлий Цезарь, живший в I веке до нашей эры, также широко использовал метательные машины при осаде городов во время Галльской войны. В своих «Записках о Галльской войне» (около 50 г. н.э.) он описывает из устройство и применение.

Ценнейшие сведения о вооружении германцев дает римский историк Тацит в своем этнографическом очерке «Германия», созданном около 100 года н.э.

У Диодора упоминается осада крепости Мотия на западном берегу Сицилии в 397 г. до н.э., с применением метательного оружия. Единственным греческим источником, который содержит подробное описание этого оружия, является трактат Герона «Belopoeica» переводится примерно как «Героновская редакция «Устройства метательных машин» Ктесибия», но чаще западные исследователи переводят достаточно вольно и компактно - «Об артиллерии», а иногда оставляют без перевода. В русской традиции принято «Об изготовлении метательных орудий» или короче - «О метательных машинах». В трактате Эгидия Колонны (ок. 1275 г.), рекомендовавшего взвешивать ядра метательной машины перед стрельбой.

Из подлинной «технической документации», практически использовавшейся при строительстве требюше, до нас дошла только «Записная книжка» Виллара де Онкура, ок. 1250 г. (Париж).

Ценнейшие сведения о вооружении средневековья даны в Хрестоматии по истории средних веков. Под ред. Н.П. Грацианского и С.Д. Сказкина.

Появление метательных машин связано с развитием естественных наук, давших возможность создать относительно мощные, дальнобойные и надёжные конструкции. Большую роль в их развитии сыграла так же Пелопоннесская война между Афинами и Спартой, длившаяся 27 лет (431-404 гг. до н.э.). В ходе этой войны метательные машины претерпели значительные изменения и стали применяться не только при осаде укреплений, но и в морских битвах. Дальнейшее совершенствование метательных машин римлянами позволило их применять и в полевых сражениях.

Методологической базой работы является историко-сравнительный и статистический метод. В ходе исследования учитывались требования научности, объективности и историзма.

Практическая значимость работы состоит в том, что её положения и выводы могут быть использованы при преподавании истории в Вузе, на военных кафедрах, и, конечно, при создании уроков и по истории Древности и Средних веков в школе.

Структура работы. Курсовая работа состоит из введения, 3 глав, освещающих вопросы по теме, заключения, списка использованных источников и литературы.

1. Метательные машины древности

.1 Появление метательных машин

Артиллерия зародилась еще в древние века. Она является продуктом определенной эпохи в развитии вооруженных сил. Появление артиллерии связано с началом применения фортификации. Когда в многочисленных войнах различных племен и народов начали прибегать к устройству укреплений, появилась необходимость разрушать эти укрепления и уничтожать живую силу противника, находившуюся за этими укреплениями.

Укрепления представляли собой деревянные ограды, земляные валы и каменные стены. «Стены делались столь высокими, что даже перелезание через них по лестницам было затруднительно; они делались достаточно толстыми, чтобы иметь возможность оказывать продолжительное сопротивление таранам…». Чтобы разрушить эти весьма прочные сооружения нужно было применить большую мускульную силу огромного количества людей. Попытки же захватить такой укрепленный пункт штурмом без разрушения стен очень часто приводили к большим потерям людей и не достигали цели. Штурмующим войскам нужно было на глазах неприятеля взбираться на стены, чтобы иметь возможность затем сразиться с живой силой противника.

Естественно, что даже относительно слабый противник мог успешно отбивать атаки штурмующих войск. Так было, например, в 334 году до нашей эры, когда знаменитый полководец древности Александр Македонский пытался приступом захватить персидский город Галикарнасс. Несмотря на малочисленность персов, все атаки Александра Македонского были отбиты с огромными для него потерями.

История знает еще немало примеров удачного отражения штурма благодаря прочности крепостных сооружений.

Нужно было найти такое орудие (машину), применение которого позволило бы разрушить крепостную стену и затем уже уничтожать живую силу противника. Решение этой задачи привело к изобретению специальных метательных и стенобитных машин.

Кому первому принадлежит идея изобретения метательных машин - установить трудно. Известно только, что изображение таких машин находили на ассирийских памятниках, а упоминание о них и описание их устройства встречалось у индусов.

Постараемся внятно классифицировать всё многообразие устройств и механизмов, которые на классической латыни именуется ёмким термином tormenta.

Первые метательные машины, изобретенные для разрушения крепостных стен, являются предками современной артиллерии. Их действие было основано на использовании упругих тел (дерева, канатов из воловьих жил) для бросания снарядов. Поэтому эти машины назывались «невробаллистическими» (от греческого слова «??????» - нерв, жила).

Нетрудно видеть, что идея изобретения метательных машин заимствована от самого примитивного метательного оружия. Известно, что в глубокой древности, кроме рукопашного оружия, было и оружие метательное для поражения противника на некотором расстоянии.

Наиболее примитивным метательным средством была рука человека, а снарядом - камень. Но камень, брошенный рукой, летел на небольшое расстояние и имел небольшую ударную силу. Нужно было найти приспособление, усиливающее метательное действие руки.

Самым первым (первым звеном эволюции) метательным устройством была праща. Праща - это прикрепленная к палке веревочная или ременная петля, в которую вкладывался камень. Брошенный с размаха при помощи пращи камень летел уже значительно дальше, нежели при бросании рукой, и имел большую ударную силу.

Как известно, праща представляет собой кожаную или веревочную как бы авоську. В эту авоську вкладывали поначалу камень, а позднее стали использовать и небольшие свинцовые слитки, лат. glandes. Малоизвестно так же, что во время Македонских войн (сер. II в. до н.э.) праща была приспособлена к стрельбе также и короткими дротами. Существенным недочетом пращи была низкая точность стрельбы, но этот недостаток компенсировался увеличения линейной скорости камня (слитка, дрота) при отрыве от авоськи по сравнению с простым броском рукой и отсутствие каких бы то ни было других метательных средств. Не смотря на явные недостатки, праща была качественно новым этапом развития боевой техники и первым шагом на пути к метательным машинам.

Следующей ступенью в эволюции метательного оружия было изобретение лука. Движущей силой в луках были тетивы, сделанные из сухожилий, растительных волокон или сплетенных из волос шнурков. Вначале лук делался из цельного куска подходящего дерева (в Средние века самым подходящим считался тис, а что предпочитали в Античности и древности - мне неизвестно). Такой цельнодеревянный лук у современных исследователей называется простым.

Лук был достаточно скорострельным и обладал большой для того периода дальностью. Так, например, греческий лук бросал стрелы на расстояние до 500 м, а турецкий - даже до 800 м.

Потом был изобретен лук композитный. Это был лук с повысившейся дальнобойностью, «убойной силой» и точностью, что значительно расширило его боевые возможности. Такие улучшения достигались тем, что композитный лук изготавливался по меньшей мере из трех частей: одной центральной, как правило прямой, за которую лучник и держал лук при стрельбе, двух «плечей» или «рогов», которые являлись упругими метательными элементами и изготавливались из дерева, кости (рога крупных животных) или по более сложным технологиям: например, выклеивались во много слоев из различных пород древесины.

Конструкция лука могла усиливаться дополнительными элементами, костяными или бронзовыми пластинами, металлическими или роговыми наконечниками в местах крепления тетивы и т.д.

Первыми композитный лук достоверно применили скифы в VI в. до н.э. Но, как любые «первые», наверняка они были, по меньшей мере, вторыми. В частности, у Гомера тоже описаны композитные луки. Другой вопрос, что датировка самих «Одиссеи» и «Илиады» по сей день остается под большим вопросом, а потому относить изобретение композитного лука к временам Троянской войны (XII в. до н.э.) было бы опрометчиво.

Интересно, что эти два вида ручного метательного оружия - праща и лук - по сути, исчерпывают физические принципы, на которых работали метательные машины древности.

Эти принципы таковы:

«Принцип лука» - использование потенциальной энергии согнутого / скрученного упругого элемента.

«Принцип пращи» - удлинение плеча бросающего рычага при вращательном движении для увеличения линейной скорости снаряда.

Обычно на второй принцип исследователи закрывают глаза, поскольку в любой метательной машине древности в конечном итоге главным являлась энергия сгибания / скручивания. До принципа пращи дошли только в онаграх, а до этого все метательные машины представляли собой импровизации на тему лука или арбалета.

В средние века лук значительно был усовершенствован путем применения деревянной ложи и получил название «арбалета». Арбалеты имели спусковые механизмы. Луки и арбалеты как метательное оружие продержались на вооружении многих армий вплоть до XVII века, а среди отсталых народов и еще дольше.

Есть мнение, что первые боевые метательные машины были изобретены ассирийцами приблизительно в VII в. до н.э. и позднее через персов и финикийцев заимствованы греками. Это вполне вероятно, однако за полным отсутствием конкретной информации обсуждать тему ассиро-финикийской артиллерии я не буду, а перейду сразу к греческому гастрафету.

Гастрафет («брюшной лук») представляет собой, по сути, примитивный арбалет. Настолько тугой, что его для заряжания одним концом упирали в землю, а на другой конец, уперев его предварительно в живот, наваливались всем весом тела, отчего и происходит название «гастрафет». Наличие гастрафета в греческой армии начиная с IV в. до н.э. опровергает расхожее мнение о том, что арбалеты были изобретены китайцами во II в. до н.э. (или, по другой версии, европейцами в средневековье).

Гастрафет стрелял сравнительно короткими (40-60 см) стрелами с гранеными металлическими наконечниками, наносящими рваные, плохо заживающие раны.

Естественным развитием гастрафета стало увеличение его размеров, использование более тугого лука и появление заряжающего механизма с воротом. Это были уже достаточно внушительные и тяжелые механизмы, которые использовались стационарно, а именно при осадах и обороне крепостей.

Очень важен был переход от стрельбы стрелами по настильной траектории к метанию камней по облической или баллистической траектории. По этой причине такие машины принято называть баллистами, хотя подпись «баллиста» можно встретить и под стрелометом.

Для того чтобы метать камни, тонкую тетиву заменили широкой полотняной / кожаной полосой, ложе расширили и придали ему значительный угол возвышения. Благодаря этим усовершенствованиям супостата можно было достать «навесом», через крепостную стену.

Теперь мы подходим к еще двум весьма важным положениям. Во-первых, к переходу от не-торсионных (англ. non-torsion) машин к торсионным (англ. torsion). Во-вторых, к разделению на эвтитоны и палинтоны.

Не-торсионными называют все без исключения метательные машины, основанные на сгибании плечей лука, являющегося основой конструкции метательной машины.

Торсионными называют машины, в которых произошел переход к использованию энергии скручивания толстых канатов из пучков жил животных, конского волоса или человеческих волос. Второй принцип более эргономичен и надежен, хотя едва ли кто-то в состоянии внятно объяснить почему.

Для того чтобы использовать энергию скручивания, потребовалось изменить конструкцию метательных механизмов. Основой торсионных машин становится не лук, а рычаг, вставленный в канат из воловьих жил/человеческих волос.

Обязательным атрибутом новых метательных машин становится рама, к которой крепятся торсионные элементы (жилы / волосы), и которая в свою очередь прикреплена к ложу, служащему направляющей для камня, стрелы или другого метательного снаряда.

В это же время возникает жесткое разделение торсионных метательных машин на:

Палинтоны (palintonon, греч. камнемет) - метательные машины, стреляющие ядрами, камнями, бочками с горючей / зловонной смесью и т.п.

Эвтитоны (euthytonon, греч. стреломет) - метательные машины, стреляющие стрелами, копьями и т.п.

Дальнейшее развитие метательных машин в древности шло по следующим направлениям:

Также встречались - правда, весьма редко - гибридные камнемёты, использующие один вертикальный рычаг, который, отводясь назад, натягивал лук.

У техники камнеметания прогресс долгое время был односторонним - только за счёт «умножителя», а именно за счёт увеличения длины рычага. Когда человек просто бросает камень, он использует в качестве рычага свою руку. Вложив камень в петлю веревки или ремня, то есть изобретя пращу, человек значительно удлинил метательный рычаг. Еще более удлинился рычаг, когда веревку привязали к шесту - это был «фустибал». Затем рычаг дополнительно удлинили, закрепив шест с пращой на оси или «вилке» вверху опорного столба, и к свободному концу шеста прикрепили тяговую веревку. Потом увеличили число людей-метателей, когда к единственной тяговой веревке добавили еще несколько. Еще в античности «пращевой камнемёт» стали снабжать «накопителем» в виде торсиона, который, однако, имел существенные недостатки и потому постепенно сдавал позиции более простой и надежной схеме с тяговыми веревками. Качественным же прорывом стало создание «накопителя» в виде противовеса, поднимаемого несколькими людьми, чьи силы многократно умножены воротом и рычагом, роль которого во время взведения играет метательная балка. В принципе возможно метание камней и из лука (развившегося в арбалет и баллисту), но долгая практика доказала, что «метод пращи» эффективнее.

От внимания древних пращников не ускользнуло, что чем длиннее рука с пращой, тем дальше и сильнее летит камень. Удлиняется рычаг, сказали бы мы теперь. Вот кто-то и додумался однажды прикрепить пращу к палке - один ее конец закрепляется намертво, другой, оканчивающийся петлей, надевается на гвоздик, вбитый рядом (его называют «зубцом»). В исходном положении, когда стрелок держит пращеметалку горизонтально к земле, свободный конец свисающей пращи держится на зубце, но в процессе маха, когда палка достигает вертикального положения, захлестывающая праща обгоняет ее и соскальзывает с зубца, раскрывается - и камень вылетает из пращевой сумки в сторону противника.

Кроме удлинения рычага, мах можно усилить и по-другому: например, совершать его двумя руками сразу и одним движением вместо многократной раскрутки обычной пращи. Точность убывает, зато сила и КПД значительно возрастают. До пращеметалки додумались одновременно в разных частях света - и на Дальнем Востоке, и в Позднеримской империи, где она была известна с IV века под названием «фустибал», и даже в доколумбовой Америке. В Европе она продержалась до конца XIV века, находя особенно широкое применение при осаде крепостей и на кораблях.

В Китае в V-IV веках до н.э. палку с пращой значительно увеличили в размерах и установили на столб с рогаткой или кольцом наверху. Эта метательная машина получила название станковый пращемет. К свободному концу метательного рычага прикрепили тяговую веревку. В исходном положении праща со снарядом была опущена к земле, а тяговый конец метательного рычага поднят вверх. Стрелок резко дергал за тяговую веревку, метательное плечо рычага взмывало вверх, праща захлестывала, раскрывалась, и снаряд летел вперед. Устройство из носимого превратилось в стационарное, точность не возросла, зато прибавилось силы. Особенно когда к тяговому концу стали приделывать что-то вроде щетки, а к ней не одну, а много тяговых веревок. Десять стрелков могли без особого усилия запустить увесистый камень - ведь метательная балка лежала на опорном столбе. Применялся станковый пращемет в основном при осаде и обороне укреплений.

Тяжелые метательные машины, которые по идее своего устройства ближе всего подходили к лукам и арбалетам, вначале предназначались только для осады и обороны крепостей. Как машины полевого типа они начали применяться значительно позже. В качестве снарядов для невробаллистических машин применялись бревна, камни, окованные колья, связанные пучки стрел и др.

Гастрафеты: увеличенные луки (не-торсионные машины). В зависимости от конструкции, могут метать как камни, так и стрелы. Все гастрафеты по определению являются машинами двухплечевыми. Гастрафет был изобретен приблизительно в 400 г. до н.э. Сиракузский тиран Дионисий готовил город к обороне от карфагенского вторжения. Дело намечалось серьезное. В Сиракузы были приглашены лучшие механики и инженеры греческого мира. Результатом мозгового штурма явился гастрафет - ручное метательное оружие на основе мощного лука. У Диодора упоминается осада крепости Мотия на западном берегу Сицилии в 397 г. до н.э., когда участие в бою приняли некие новые метательные машины, с помощью которых было отбито нападение флота известного карфагенского полководца Гимилькона. Принято считать, что этой военной новинкой стали именно гастрафеты. Единственным греческим источником, который содержит подробное описание этого оружия, является трактат Герона «Belopoeica» переводится примерно как «Героновская редакция «Устройства метательных машин» Ктесибия», но чаще западные исследователи переводят достаточно вольно и компактно - «Об артиллерии», а иногда оставляют без перевода. В русской традиции принято «Об изготовлении метательных орудий» или короче - «О метательных машинах».

Тяговый требюше представляет собой гибкую балку - метательный рычаг, через ось закрепленную на вертикальной стойке. К короткому плечу рычага прикреплены тяговые веревки, к длинному - довольно короткая праща. За тяговые веревки берётся команда из нескольких человек, на праще повисает «наводчик», тяжестью своего тела слегка сгибая рычаг и придавая ему дополнительную силу; одновременно он до некоторой степени нацеливает требюше. Затем команда дружно дергает за верёвки, «наводчик» отпускает пращу с вложенным в нее камнем, праща взмывает вверх, вверху ее конец соскальзывает с зубца на конце балки-рычага, праща раскрывается и камень летит в цель. Достоинствами тягового требюше являются чрезвычайная простота и дешевизна конструкции, возможность использовать совершенно необученный персонал, способность вести стрельбу навесом из-за укрытия и чрезвычайно высокая скорострельность. Недостатки - малая дальность и низкая точность стрельбы. Впрочем, небольшие размеры позволяют устанавливать такие машины на стенах и башнях, что увеличивает дальнобойность. Тяговый требюше - в первую очередь противопехотное оружие, используемое при обороне или осаде крепостей. Цель таких устройств - создать град камней, способный либо подавить идущих на штурм осаждающих, либо сбить со стен защитников. Многочисленность таких устройств и их высокая скорострельность компенсируют низкую точность стрельбы. Их можно использовать и для «контрбатарейной» борьбы. Лёгкие тяговые требюше успешно применялись до XIV века, хотя их эффективность постепенно снижалась по мере совершенствования крепостной архитектуры, доспехов и осадной техники. Среди торсионных машин основным конкурентом лёгкого требюше был онагр. Онагр намного сложнее в изготовлении, массивнее, имеет более низкую скорострельность, однако его дальнобойность и точность стрельбы выше. У гибридного требюше, или бриколя, короткое тяговое плечо метательного рычага снабжено небольшим противовесом, уравновешивающим более длинное метательное плечо. Это облегчает работу тяговой команды. Метательный рычаг сделан жёстким, что положительно сказывается на точности стрельбы. Таким образом, гибридный требюше в несколько раз превосходил по мощности торсионные онагры. Большой требюше с противовесом - жемчужина и символ средневековой военной техники, предмет престижа для уважающего себя государя. Некоторые из них, как, например, английский король Эдуард I, арагонский король Хайме I Завоеватель или германский император Оттон IV, не считали зазорным лично интересоваться постройкой и практическим применением таких машин. Это были первые в истории метательные машины, обладающие реальными стенобитными возможностями, и их появление повлекло за собой очередную революцию в военной архитектуре и осадном деле. «Требюше» также использовал 6т противовес, явно недостаточный для этой более крупной машины. Он метал 125-кг ядра на те же 175 м, но скорость оказалась ниже, 186 км/ч (52 м/с). Это фактические данные - очевидно, угол возвышения обеих машин отклонялся от оптимальных 45° и при более тщательной выверке они могли бы показать существенно большую дальнобойность (теоретический максимум равен 250-300 м). При стрельбе на 175 м дальность рассеяние не превышало 4 м по ширине и 12 м в длину. Планировалось увеличить противовес до 11 т, что должно было обеспечить дальность стрельбы 113-кг ядрами на более чем 250 м. Многократное повторение попаданий в одну точку требует использования снарядов одного веса и примерно той же формы; данный факт отражен, например, в трактате Эгидия Колонны (ок. 1275 г.), рекомендовавшего взвешивать ядра перед стрельбой. В то же время даже грубое обтесывание 100-кг каменного ядра требует 5-6 рабочих часов. Требюше может использоваться не только для разрушения стен, но и для борьбы с вражескими машинами и малоподвижными осадными сооружениями. Борьба эта ведется артиллерийским способом, т.е. не прицельным поражением с первого выстрела, а захватом в вилку. В отличие от торсионных камнемётов требюше не способен к прицельной стрельбе, зато, благодаря слабой отдаче, его выстрелы предсказуемы. После первого промаха можно изменить дальность и боковой угол на нужную величину и так постепенно приблизиться к цели и накрыть её. При этом «контрбатарейные» требюше находятся в более выгодном положении по сравнению со стенобитными. В стенобитной роли требюше невыгодно применять с максимальной дальности, поскольку в этом случае его снаряды будут попадать в стены под неэффективным углом 45°. Напротив, в контрбатарейной роли можно использовать более скорострельные машины среднего калибра и с предельной дальности, ведь деревянное устройство разрушить несравнимо легче, чем каменную стену. Рассматривая исторические сообщения о разрушении крепостей камнемётами очень важно иметь в виду не только технические возможности стенобитной техники, но и особенности крепостной архитектуры данной местности в данное время. Есть глинобитные дувалы, как в Средней Азии, есть укрепления из двух тонких стенок, между которыми засыпан бутовый камень или глина, есть стены из мелких камней, скрепленных только собственной тяжестью или слабым раствором извести, причем камни могут быть обтесаны в разной степени и прилегать друг другу с разной плотностью, есть стены из крупных каменных блоков, есть стены из мягкого известняка, а есть из твердого гранита, есть стены из обожженного кирпича (одни из наименее уязвимых, особенно если скреплены хорошим цементом), бывают стены деревянные или из срубов, заполненных землей - последняя технология у нас считается специфически русской, но в действительности практиковалась по всей Европе в архаические времена. Естественно, их способность сопротивляться обстрелу различается многократно. Надо также учитывать, что основной задачей стенобитных камнеметов является не столько снесение стен как таковых (хотя пробитие солидной бреши, обеспечивающей свободный проход пехоты и конницы, очень желательно), сколько уничтожение укрытий для защитников - зубцов, парапетов, навесных галерей и щитов, навесных башенок-бретешей, казематов для баллист и т.д. Для успеха штурма с использованием обычных лестниц достаточно обнажить верхушку стены, чтобы вражеские солдаты не имели прикрытия от легкого метательного оружия. Пока преобладал таран, а тяжелые метательные машины не были распространены, крепостные стены часто имели разную толщину внизу и вверху. Вверху устраивали обширные казематы, ограничиваясь сравнительно тонкой внешней стеной. Естественно, такие полые сверху стены намного легче поддавались обстрелу из требюше, чем стены сплошные.

Невробаллистические метательные машины употреблялись в войсках почти до V века нашей эры. Затем, в середине VI века, после нашествия варваров, метательные машины почти вышли из употребления. Сохранились они только в Греции, которая сумела отразить нападение варваров.

В XI веке употребление метательных машин возобновилось. Но это уже были машины, несколько отличные по принципу устройства от предыдущих. Вместо использования силы упругости тел была использована сила тяжести.

К короткому плечу длинного бревна, укрепленного на деревянном станке, прикреплялся груз, а на длинном конце помещался снаряд. Падающий груз притягивал короткое плечо бревна к земле, в то время как длинный конец описывал дугу и сообщал снаряду поступательное движение вперед по крутой траектории.

В отличие от метательных машин древности машины средних веков назывались «баробаллистическими» (от греческого слова «?????» - тяжесть).

Эти новые метательные машины, действующие посредством перевесов и противовесов, значительно уступали по своим качествам прежним баллистам и катапультам. Они были более громоздкие, дальность же бросания снаряда была значительно меньше прежних машин. Единственное преимущество баробаллистических машин заключалось в простоте их устройства.

Появление в средние века метательных машин, уступающих по качеству машинам более раннего происхождения, следует объяснить общим застоем в развитии техники и, в частности, застоем в области вооружения. Техника рабовладельческого и феодального общества развивалась медленно. После гибели Римской империи она не только приостановила свой прогресс, но даже на некоторое время шагнула назад.

Этим же объясняется и то обстоятельство, что несовершенные баробаллистические машины продержались почти до XIV-XV вв. Даже появление огнестрельной артиллерии не сразу вытеснило метательные машины.

Все метательные машины, как невробаллистические, так и баробаллистические, по характеру своего действия разделялись на два вида: прицельного и навесного действия.

1.2 Машины прицельного действия

К машинам прицельного действия относились: баллисты, аркбаллисты, скорпионы и бриколи. Старейшим и наиболее распространенным видом метательной машины прицельного действия являлись баллисты. Термины «баллиста», «катапульта» и «скорпион», из-за которых происходит в научной литературе великая путаница, имеют следующее значение:

Баллиста - римское название двухплечевого палинтона, как правило, не очень большого. Типовые баллисты метали камень диаметром 15-18 см, а не типовые могли использоваться в качестве эвтитонов, то есть стреломётов.

Катапульта - греческий термин, которым обозначается любая метательная машина. В римский период «катапультой» называли что угодно: хоть баллисту, хоть онагр, хоть скорпион.

Баллисты были устроены следующим образом. На деревянном основании укреплялись горизонтальные рычаги, которые одними концами вставлялись в вертикальные пучки сильно скрученных сухожилий или концам рычагов прикреплялась обойма, в которую вкладывался снаряд (камень, бревно). При помощи лебедки или ворота обойма оттягивалась назад, а затем отпускалась.

Упругостью вертикальных пучков сухожилий или кишок горизонтальные рычаги возвращались в первоначальное положение, а тетива двигала снаряд по желобу - происходил выброс снаряда.

Баллисты имели приспособления для прицеливания: подъемный механизм и поворотный в виде катка и вертикальной оси.

Баллисты бросали свой снаряд по настильной траектории и предназначались главным образом для разрушения крепостных стен. Баллиста могла бросать камень весом в 2 пуда на расстояние около 600 шагов с начальной скоростью до 200 футов. Когда такой камень попадал в крепостную стену, она постепенно разрушалась.

Кроме камней, баллисты бросали бревна, окованные железом, и тяжелые стрелы. Пробивная сила бревен и стрел была довольно значительна. Так, например, окованное железом бревно длиною в 12 футов (3,7 м.) пробивало 4 ряда плотного частокола с расстояния в несколько сот шагов.

Скорость стрельбы из метательных машин типа баллисты была незначительной. После каждого выстрела нужно было вручную, при помощи ворота закручивать жилы. На производство выстрела требовалось от 15-30 минут до часа.

Как правило, баллисты были больших размеров и достигали 40 футов длины и 20 футов ширины при весе в 250-300 пудов. Баллисты меньших размеров назывались скорпионами. Основными снарядами скорпионов были копья и стрелы. Дальность однофунтовой стрелы, брошенной скорпионом, достигала 1200-1300 шагов.

Среди метательных машин прицельного действия наиболее подвижными были аркбаллисты.

Устройство аркбаллист было следующее. На двух колесах большого диаметра укреплялась деревянная рама. На раме укреплялся длинный деревянный или железный лук. На конце рамы устраивался ворот, при помощи которого натягивалась тетива лука. Метание снаряда аркбаллистами осуществлялось так же, как и баллистами.

Как правило, аркбаллисты стреляли обыкновенными стрелами или стрелами «Карро». Обыкновенная стрела бросалась на расстояние до 1300 шагов. Брошенные аркбаллистой стрелы «Карро» с дистанции 300 шагов пробивали 6-дюймовые доски.

Иногда для стрельбы из аркбаллист вместо стрел применялись каменные или свинцовые шаровые снаряды. В этом случае к тетиве лука прикреплялся деревянный стержень с чашкой впереди, вместилищем для снаряда.

Благодаря наличию колес, аркбаллисты были подвижные и легко сопровождать войска в походе. Аркбаллисты являлись прообразом полевой артиллерии.

К метательным машинам прицельного действия относились также бриколи, бросавшие тяжелые стрелы. В бриколях в качестве движущей силы использовалась упругость дерева. Устройство бриколей было простое. В центре укреплялась вертикальная стойка, в верхнем конце которой прорезался желобок для вкладывания стрелы.

Рядом с основной вертикальной стойкой тоже вертикально укреплялся нижним концом упругий брусок или доска. Верхний конец при помощи веревки и ворота оттягивался назад (взводился). При освобождении натянутой веревки этот конец резко ударял по хвосту стрелы, лежащей в желобке, и сообщал ей скорость поступательного движения.

Дальность стрельбы бриколи и аркбаллисты была примерно одинаковой. В отличие от аркбаллист бриколи не могли стрелять шаровыми снарядами.

1.3 Машины навесного действия

Представителями метательных машин навесного действия были катапульты, онагры и фрондиболы. Наиболее широкое применение, особенно в древние века, имели катапульты.

Катапульты имели навесную траекторию. Они были устроены по тому же принципу, что и баллисты. Только рычаг, при помощи которого бросались снаряды, не оттягивался назад, а приводился в движение горизонтальными пучками сухожилий в вертикальной плоскости. Таким образом, снаряд катапульты не летел прямо вперед, а описывал крутую траекторию.

Камень, брошенный катапультой, обычно перелетал через крепостную стену и поражал защитников крепости. Дистанция, на которую катапульты бросали свой снаряд, доходила до 1200-1300 шагов. Такая дистанция обеспечивала от поражения противником людей, работавших на катапульте. В то же время разрушительная сила катапульты была огромной.

Кроме камней, катапульты бросали бочки с горючим материалом, трупы животных и др. Терпящий поражение от снарядов катапульты, деморализованный ее действиями, противник терял способность к сопротивлению, и тогда взять крепость не представляло большого труда.

Подобно баллистам катапульты были больших размеров. Чтобы перевезти бревна, необходимо для постройки катапульты, требовалось от 20 до 25 повозок. Катапульты особенно больших размеров назывались «онаграми». Онагры способны были бросать камни весом в 30 пудов на дистанцию до 400-600 шагов.

Была еще одна разновидность катапульты, носящая название «блид». Блиды отличались от катапульт тем, что кроме основного снаряда они выбрасывали еще стрелы.

Для этой цели блиды имели специальное приспособление. На поперечной раме прорезался желобок, в который вкладывалась стрела. Когда основной рычаг описывал дугу в вертикальной плоскости, выбрасывая снаряд, он ударял по хвосту стрелы и сообщал ей поступательное движение.

Все эти типы метательных машин навесного действия применялись главным образом в древние века.

2. Артиллерия средних веков. Баробаллистические метательные машины Средних веков

баробаллистический метательный катапульта

В раннем Средневековье крупным потребителем сложной осадной техники был Арабский халифат - его расширению способствовала не только легкая конница, но и машины, обрушивавшие на вражеские укрепления град камней, а с 670-х - и горшков с составами на основе нефти. Арабо-византийские войны привели в начале VIII века к очередному усовершенствованию - появлению гибридного требушета. У гибридного требушета (во Франции их называют бриколями), короткое тяговое плечо метательного рычага снабжено небольшим противовесом, уравновешивающим более длинное метательное плечо. Это облегчает работу тяговой команды и позволяет делать машины более крупного размера, стрельба становится более точной.

В начале 800-х тяговые требушеты у арабов переняли франки, в X веке они достигли Германии, около 1100 года - Польши, в 1134 году впервые зафиксированы в Дании, где их использовали до конца XIV века.

Некоторое время сосуществовали два типа требушета - с фиксированным и с подвешенным противовесом. Первый более прост по конструкции, что было очень важно в Средние века. Постепенно выявились недостатки фиксированного противовеса. Его приходилось делать сплошным, обычно из дорогостоящего свинца, поскольку содержимое неплотно наполненного ящика или мешка перекатывается во время падения противовеса. Кроме того, фиксированный противовес склонен долго раскачиваться после выстрела и сильно сотрясать опорную конструкцию. Оптимальной считается конструкция с подвешенным противовесом, который быстро стабилизируется после выстрела. Он представляет собой обычный ящик, наполненный любыми доступными материалами (землей, песком, камнями), причем вес его легко меняется. Большой стенобитный требушет рассчитан на метание каменных ядер весом по 100-150 кг, то есть диаметром 40-50 см, на расстояние не менее 150-200 м. Такой вес ядра является оптимальным компромиссом между ударной мощью и удобством обтесывания вручную и переноски на носилках. Расстояние в 200 м все еще позволяет стрелять точно, но избавляет от необходимости помещать машину в зоне прицельной стрельбы из луков и преодолевать внешние укрепления (рвы и валы).

Из этих базовых требований, известных по средневековым письменным источникам, вытекают габариты машины - метательный рычаг длиной 10-12 м, опорная стойка высотой около 7 м, противовес порядка 10-15 тонн. Команда из 40 плотников средней квалификации под началом опытного ингениатора (мастера по изготовлению и применению требушета) сооружает стенобитный требушет из дубового бруса дней за десять, опытный каменщик обтесывает одно ядро за 5-6 часов. Правильно построенная и пристрелянная машина способна устойчиво попадать в квадрат площадью 5х5 м со скорострельностью около двух выстрелов в час. В результате за несколько часов пробивается брешь в двухметровой гранитной стене, стандартной для замков XIII-XIV веков.

В средние века, как об этом уже упоминалось выше, вместо невробаллистических машин стали применяться баробаллистические.

Устройство баробаллистических машин было следующее. Между двумя стойками укреплялся рычаг, свободно вращающийся в вертикальной плоскости. Рычаг имел два неравных плеча. К короткому плечу рычага подвешивался тяжелый груз. Перед стрельбой этот груз подымался вверх, и в таком положении рычаг закреплялся.

На длинном плече рычага устраивалось приспособление для снаряда. Иногда, для того, чтобы увеличить начальную скорость снаряда и дальность его действия, к длинному плечу рычага прикреплялась праща или фронда. Такие машины назывались «фрондиболами».

Для производства выстрела освобождалась задвижка, удерживавшая короткое плечо рычага на определенной высоте. Груз быстро опускался вниз и приводил в движение длинное плечо рычага. Последний выбрасывал снаряд, который летел с большой скоростью под углом, достигавшим 45°.

Метательные машины с противовесом небольшого размера иногда устанавливались на 4-колесной телеге. В таких случаях рычаг с грузом отделялся и укладывался на повозку. Такие машины, подобно аркбаллистам, были достаточно подвижны и могли двигаться вместе с войсками.

Несмотря на дополнительные приспособления (праща), дальность стрельбы баробаллистических машин значительно уступала невробаллистическим. Так, 2-пудовые камни баробаллистические машины могли бросать не дальше 300 шагов, а 6-пудовые - только на 100 шагов.

Кроме обычных снарядов в виде камней и бревен в осажденные гарнизоны бросали трупы людей и лошадей, змей, скорпионов, бочки с горящей смолой, иногда горшки с известью и др. Это были своего рода «химические» снаряды. Падая в расположение противника, они разлагались и своим зловонием отравляли окружающую атмосферу.

Несмотря на свое большое несовершенство, метательные машины сыграли огромную роль в борьбе за укрепленные пункты.

Иногда, при наличии особенно прочных сооружений, баллисты и катапульты и им подобные метательные машины не в состоянии были разрушить крепостной стены. Тогда применялись специальные стенобитные машины - «тараны».

Тараны были устроены еще проще, чем баллисты и катапульты. Это были длинные крепкие бревна с металлическими наконечниками. Простейший вид тарана - это окованное бревно, которое на руках подносилось к крепостной стене. Несколько человек раскачивали таран и удар за ударом наносили по крепостной стене или по воротам крепости.

Были тараны несколько более тяжелые. Они устанавливались на подвижной тележке, которая вплотную придвигалась к крепостной стене. Такая тележка обычно бывала защищена со всех сторон и давала укрытие от неприятельских стрел воинам, обслуживающим таран.

Разрушение крепостных стен тараном было делом кропотливым и тяжелым. Требовалось усилие нескольких человек, чтобы после большого количества сильных ударов в крепостной стене появилась, наконец, брешь. После образования бреши стену уже легче было окончательно разрушить.

Тараны применялись как в древние, так и средние века. Есть упоминание о том, что тараны широко использовались на Руси при князе Владимире.

3. Боевое применение метательных машин в древности и Средние века

Выше уже было сказано, что метательные машины зародились как средство для борьбы за укрепленные пункты. Значительно позже метательные машины применялись в полевых сражениях.

Точное время начала применения метательных машин неизвестно. Более достоверно известно, что в V веке до нашей эры баллисты и катапульты применялись карфагенянами при осаде городов. Есть также упоминание о том, что ими пользовались афиняне во время Пелопонесской войны (431-404 гг. до нашей эры).

Широкое распространение получили метательные машины в армии Александра Македонского, прославившегося своими походами в IV веке до нашей эры. После уже упоминавшегося нами неудачного штурма города Галикарнасса Александр Македонский решил использовать свою осадную технику. Он забросал крепость камнями, трупами животных, бочонками со змеями.

Персы, которые так решительно отразили первый штурм Александра Македонского, не устояли против его осадной техники. Не столько потери в живой силе, сколько страх перед новой техникой заставил персов сдаться.

Другой знаменитый полководец древности Юлий Цезарь, живший в I веке до нашей эры, также широко использовал метательные машины при осаде городов во время Галльской войны.

Тактика применения метательных машин и при осаде городов и в полевых сражениях была весьма примитивна.

Как правило, во время полевых сражений баллисты ставились в интервалах первой линии войск. Катапульты с их крутой траекторией помещались сзади и бросали снаряды через головы своих войск.

Баллисты и катапульты имели значение в полевых сражениях только до завязки рукопашной схватки. В дальнейшем они уже не могли играть никакой роли и обычно убирались назад.

Наличие же этих машин при завязке боя имело большое значение для поднятия морального состояния войск. Великий римский полководец Юлии Цезарь, высоко ценивший на войне моральный фактор, всегда большее количество машин придавал тем войскам, которые еще не были закалены в боях. И его расчет был правильный. При наличии большого количества машин его войска показывали хорошую стойкость.

Сегодня конструкция метательного оружия кажется нам простой и очевидной, но для человека того времени это было не так. Надо было обуздать, расчетливо использовать такую силу, какую он прежде никогда себе не подчинял. Ни одна торсионная катапульта и близко не сравнится с мгновенно высвобождаемой энергией 20-тонного противовеса, падающего с высоты 5-10 м. Для средневековых людей это было сродни покорению ядерной энергии. Такое тяжелое устройство было непросто изготовить, очень трудно передвинуть, тщательно отесанные и взвешенные ядра стоили недешево. Очень важен был выбор оптимальной конструкции и наиболее уязвимого места в разбиваемой стене, предварительный расчет траектории стрельбы, увязка траектории с весом снаряда, противовеса, длиной пращи, наклоном зубца. Любая ошибка стоила дорого, зато и результаты ценились по достоинству. Раньше надо было засыпать ров, сделать насыпь к стене, подтащить вплотную тяжеленный таран и долго им долбить под градом глыб, бревен и потоками горящей смолы, выливаемой сверху. Сотни и тысячи людей трудились месяцами и не всегда успешно. Теперь с той же задачей справлялись человек сто за пару недель и без большого риска.

В Средние века проектировали и руководили изготовлением метательных и осадных машин ingeniatores. Позже именно от слова «ингениатор» произошло слово «инженер».

Об этих людях известно очень мало - эта небольшая высокооплачиваемая, замкнутая группа, старавшаяся хранить свои знания в секрете, не принадлежала к аристократии и была не склонна афишировать себя, это вообще не характерно для средневековой психологии. Вероятно, это были выходцы из верхушки цеховых мастеров или мелкого дворянства.

Судя по записной книжке Виллара дОнкура, многие из них одновременно занимались строительством соборов и замков. Такое «архитектурное» происхождение неудивительно - требюше очень схож со средневековым подъёмным краном, и его конструирование и применение требует серьезных познаний в геометрии и механике, в равной степени необходимых в строительном деле. Далее, имелась уже упомянутая должность magister tormentorum - городского или королевского чиновника, ответственного за хранение и использование различной военной техники, снарядов, запасных частей. Как правило, в каждом крупном городе или в резиденции государя имелся такой арсенал. Большие, правильно изготовленные требюше не уничтожались по окончании войны, а разбирались и помещались на складское хранение. Наконец, имелись городские ремесленники, специализировавшиеся на непосредственном изготовлении различных машин, от ручных арбалетов до требюше. Обычно это были плотники, которым поручался весь заказ в целом. Раму они изготавливали сами (естественно, с помощью подмастерьев), а на другие детали давали субподряды кузнецам, канатчикам и т.д. С 1228 г. известна специальность trebuchetarius; в 1244 г. один такой ремесленник из Нортумберленда вырезал каменные ядра по специальному шаблону, что косвенно свидетельствует о проникновении стандартизации и в изготовление требюше.

В тот период, когда артиллерия была представлена метательными машинами - баллистами и катапультами, - она еще не была самостоятельным родом войск. Но стремление придать ей организационные формы было. Например, в римских войсках одна баллиста придавалась каждой центурии, а катапульта - когорте. Таким образом когорта, состоявшая из 5 центуриев, имела 6 машин. В легионах было по 60 машин. Легион состоял из 6000 воинов, следовательно на каждую тысячу бойцов приходилось по 10 метательных машин.

Тогда же появились и своего рода артиллерийские начальники. В когорте боевым использованием метательных машин руководил центурион, а в легионе всю эту технику в своих руках объединял трибун.

В средние века метательные машины широко использовались монголами во время их нашествия на запад. В некоторых источниках имеется указание на то, что Чингис-хан применял метательные машины при осаде Самарканда, Гурганджа и других городов Хорезмского государства.

Первые упоминания о применений осадной техники славянами относятся к периоду княжения Олега. С помощью метательных машин Олег вел войну с Византией и занял Царьград.

Киевский князь Святослав широко применял метательные машины в своих многочисленных военных походах. По свидетельству летописца Льва, князь Святослав с помощью метательных машин отразил нападение греков на город Доростол.

Метательные машины являются предшественниками огнестрельной артиллерии. Они не сразу уступили место новому виду артиллерии, а некоторое время существовали параллельно с огнестрельными орудиями.

Метательные машины в борьбе за населенные пункты по существу решали те же задачи, которые впоследствии должны были решать осадные орудия. Они же послужили прообразом и полевой артиллерии, играющей такую огромную роль во всех войнах вплоть до наших дней.

По своему техническому устройству метательные машины также являются прототипами современных орудий. Баллиста со своей настильной траекторией являлась прообразом пушки, а катапульта - гаубицы.

Для своего времени метательные машины являлись достаточно грозным оружием. Хотя огнестрельная артиллерия по своим качествам и отличается от метательных машин, тем не менее способы использования этих машин почти ничем не отличались от использования огнестрельных орудий на первом этапе их развития.

Заключение

Войны всегда были спутниками человечества. Проходят века, а военные конфликты продолжаются, меняются лишь масштабы и причины: обладание новыми территориями, рынками сбыта и сферами влияния, мировое господство, религиозные и этнические принадлежности, демонстрация мощи и величия (мании величия?) другим государствам или блокам, и другие. С древнейших времён и до XX века, вплоть до изобретения оружия массового поражения, боевые действия представляли, в основном, захват и удержание (или уничтожение) стратегических и тактических узлов обороны противника (этой схемы придерживались почти все, кроме мореходов-пиратов, кочевников и некоторых иных военных формирований). Понимая это, обороняющиеся (или потенциально обороняющиеся) пытались помешать захвату своих оборонительных очагов и укрепляли их: сначала примитивным частоколом, а впоследствии и мощными каменными стенами, глубокими рвами. Разумеется, нападающим было необходимо иметь средства противодействия подобным ухищрениям. Если рвы можно было запрудить, переплыть, - то штурмовать стены не всегда было возможно.

Следовательно, необходимы были устройства, способные проламывать стены и поражать живую силу противника. Такими приспособлениями и стали боевые метальные машины. Упрощённо говоря, они должны были отвечать следующим требованиям:

самое главное - способность эффективно поражать живую силу или укрепления противника;

обладать хорошей скорострельностью;

иметь, по возможности, как можно более простую конструкцию.

не требовать при постройке и обслуживании особо дефицитных материалов.

Появление боевых машин, хотя бы частично отвечающих этим требованиям, связано с развитием естественных наук, давших возможность создать относительно мощные, дальнобойные и надёжные конструкции. Большую роль в их развитии сыграла так же Пелопоннесская война между Афинами и Спартой, длившаяся 27 лет (431-404 гг. до н.э.). В ходе этой войны метательные машины претерпели значительные изменения и стали применяться не только при осаде укреплений, но и в морских битвах. Дальнейшее совершенствование метательных машин римлянами позволило их применять и в полевых сражениях.

Развитие метательных машин шло по следующим направлениям:

облегчение конструкции, повышение точности, стандартизация деталей;

замена некоторых деревянных частей бронзовыми или железными; в частности, вместо пучков жил в некоторых машинах использовались бронзовые пластинчатые пружины, как в хайробаллисте Герона;

создание многоствольных скорпионов и псевдоавтоматических многозарядных палинтонов (полиболы);

Если попытаться найти в научной литературе внятную классификацию боевых метательных машин, то можно с удивлением обнаружить, что она отсутствует. Это создаёт большие трудности при их изучении и описании. На то есть четыре причины: путаница между греческими и латинскими названиями; смешивание названий метательных машин вообще (катапульта) с названиями отдельных видов (баллиста, онагр), туманное изложение технических вопросов у античных авторов; небрежность современных исследователей.

Может возникнуть мнение, что стоимость и время постройки боевых метательных машин не соответствовало их боевым качествам. В какой-то степени это так. Но следует помнить, когда и против кого они применялись. Во времена, когда любая более-менее сложная конструкция была чем-то таинственно-магическим, один вид «адских машин», сооружаемых под стенами осаждаемых, мог привести к сдаче. А когда они открывали огонь, пусть не очень-то разрушительный, обороняющиеся просто начинали паниковать. Но некоторые укрепления успешно противостояли этим агрегатам, иногда успешными контратаками уничтожая их (маскировать громоздкие устройства было затруднительно).

Несмотря на достаточно низкую боевую ценность, боевые метательные машины древности стали достойным этапом эволюции боевой техники вообще и артиллерии в частности.

Библиография

1.Витрувий Полион Марк - Десять книг об архитектуре. М 1936.

2.Дилье Г. - Античная техника. М-Л 1934.

.Вегеций - Флавий Вегеций Ренат. Краткое изложение военного дела. Перевод Кондратьева С.П.С.-Петербург, 1996.

.Ксенофонт, Анабасис - Ксенофонт. Анабасис. Перевод Максимовой. Москва, 1994.

5.Вергилий. Энеида - Публий Вергилий Марон. Собрание сочинений. Перевод под ред. Ф. Петровского. С.-Петербург, 1994.

6.Хрестоматия по истории средних веков. Под ред. Н.П. Грацианского и С.Д. Сказкина. Т1. М., 1949.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.