Дневник николая 2 1905 кровавое воскресенье. Литературно-исторические заметки юного техника

По её словам, Николай II был добрым и честным человеком, но лишённым твёрдости характера. В своём воображении Гапон создал образ идеального царя, не имевшего случая показать себя, но от которого только и можно было ожидать спасения России. «Я думал, - писал Гапон, - что, когда наступит момент, он покажется в настоящем своём свете, выслушает свой народ и сделает его счастливым» . По свидетельству меньшевика А. А. Сухова, уже в марте 1904 года Гапон охотно развивал свою идею на встречах с рабочими. «Народу мешают чиновники, - говорил Гапон, - а с царём народ сговорится. Только надо не силой своего добиваться, а просьбой, по-старинному» . Примерно в то же время им была высказана мысль об обращении к царю коллективно, «всем миром». «Надо всем нам просить, - говорил он на одном собрании рабочих. - Мы мирно пойдём, и нас услышат» .

Мартовская «Программа пяти»

Первый набросок петиции был составлен Гапоном в марте 1904 года и в исторической литературе получил название «Программы пяти» . Уже с конца 1903 года Гапон завязал отношения с влиятельной группой рабочих с Васильевского острова , известной под названием группы Карелина . Многие из них прошли через социал-демократические кружки, но имели тактические расхождения с социал-демократической партией . Стремясь привлечь их к работе в своём «Собрании», Гапон убеждал их, что «Собрание» имеет целью настоящую борьбу рабочих за свои права. Однако рабочих сильно смущала связь Гапона с Департаментом полиции , и они долго не могли победить в себе недоверие к загадочному священнику. Чтобы выяснить политическое лицо Гапона, рабочие предложили ему прямо высказать свои взгляды. «Что вы, товарищи, не помогаете?» - нередко спрашивал их Гапон, на что рабочие отвечали: «Георгий Аполлонович, кто Вы такой, скажите, - может быть, мы и будем Вам товарищами, а до сих пор мы так о Вас ничего и не знаем» .

В марте 1904 года Гапон собрал на своей квартире четырёх рабочих и, обязав их честным словом, что всё, что будет обсуждаться, останется в тайне, изложил им свою программу. В собрании участвовали рабочие А. Е. Карелин , Д. В. Кузин , И. В. Васильев и Н. М. Варнашёв . По рассказу И. И. Павлова, Карелин в очередной раз предложил Гапону раскрыть свои карты. «Да, наконец, скажите нам, о. Георгий, кто Вы и что Вы. Какая Ваша программа и тактика, и куда и зачем Вы нас ведёте?» - «Кто я и что я, - возразил Гапон, - я вам уже говорил, а куда и зачем я вас веду... вот, смотрите», - и Гапон бросил на стол исписанную красными чернилами бумагу, в которой перечислялись по пунктам нужды рабочего люда . Это и был проект петиции 1905 года, а тогда он рассматривался как программа руководящего кружка «Собрания» . Проект включал в себя три группы требований: ; II. Меры против нищеты народной и , - и впоследствии целиком вошёл в первую редакцию гапоновской петиции .

Ознакомившись с текстом программы, рабочие пришли к выводу, что она для них приемлема. «Мы были поражены тогда, - вспоминал А. Е. Карелин. - Ведь я всё же был большевиком, с партией не порвал, помогал ей, разбирался; Кузин был меньшевиком. Варнашёв и Васильев, хотя и были беспартийными, однако честные, преданные, хорошие, понимающие люди. И вот все мы увидели, что то, что написал Гапон, шире социал-демократов. Мы и поняли тут, что Гапон честный человек, и поверили ему» . Н. М. Варнашёв в своих воспоминаниях добавлял, что «ни для кого из собравшихся программа не была сюрпризом, ибо отчасти ими же Гапон вынужден был выработать её» . На вопрос рабочих, как он собирается обнародовать свою программу, Гапон ответил, что он не собирается её обнародовать, а предполагает сначала расширить деятельность своего «Собрания», чтобы в него вошло как можно больше людей . Насчитывая в своих рядах тысячи и десятки тысяч людей, «Собрание» превратится в такую силу, с которой по необходимости вынуждены будут считаться и капиталисты , и правительство . Когда на почве всеобщего недовольства возникнет экономическая стачка , тогда можно будет предъявить правительству и политические требования. Рабочие согласились с этим планом .

После этого случая Гапону удалось преодолеть недоверие радикальных рабочих, и они согласились ему помогать. Вступив в ряды «Собрания», Карелин и его товарищи повели в массах агитацию за вступление в гапоновское общество, и его численность стала расти. В то же время карелинцы продолжали следить, чтобы Гапон не отступал от намеченной программы, и при каждом удобном случае напоминали ему о взятых на себя обязательствах .

Кампания земских петиций

Осенью 1904 года с назначением министром внутренних дел П. Д. Святополк-Мирского в стране началось политическое пробуждение, получившее название «весны Святополк-Мирского». В этот период активизировалась деятельность либеральных сил, требовавших ограничения самодержавия и введения конституции . Во главе либеральной оппозиции стоял созданный в 1903 году «Союз освобождения », объединявший широкие круги интеллигенции и земских деятелей. По инициативе «Союза освобождения» в ноябре 1904 года в стране началась широкомасштабная кампания земских петиций. Земства и другие общественные учреждения обращались к высшим властям с петициями или резолюциями , в которых призывали к введению в стране политических свобод и народного представительства. Образцом такой резолюции стало Постановление Земского съезда , состоявшегося в Петербурге 6-9 ноября 1904 года . Вследствие допущенного правительством ослабления цензуры тексты земских петиций проникали в печать и становились предметом общего обсуждения. Общий политический подъём стал сказываться и на настроениях рабочих. «В наших кругах ко всему прислушивались, и всё происходящее немало нас волновало, - вспоминал один из рабочих. - Свежая струя воздуха кружила нам голову, и одно собрание сменяло другое» . В окружении Гапона стали говорить, не пора ли и рабочим присоединиться к общему голосу всей России.

В том же месяце лидеры петербургского «Союза освобождения» установили контакт с руководством «Собрания русских фабрично-заводских рабочих». В начале ноября 1904 года группа представителей «Союза освобождения» встретилась с Георгием Гапоном и руководящим кружком «Собрания». Во встрече участвовали Е. Д. Кускова , С. Н. Прокопович , В. Я. Яковлев-Богучарский и ещё два человека . Они предложили Гапону и его рабочим присоединиться к общей кампании и обратиться к властям с такой же петицией, с какой выступали представители земств . Гапон с энтузиазмом схватился за эту идею и обещал употребить всё своё влияние, чтобы провести её на собраниях рабочих . В то же время Гапон и его соратники настаивали на выступлении со своей особой, рабочей петицией . У рабочих было сильное желание «предложить своё, с низов», - вспоминал участник встречи А. Е. Карелин . Во время встречи освобожденцы, рассматривая устав гапоновского «Собрания», обратили внимание на некоторые его сомнительные параграфы. В ответ Гапон заявил, «что устав - это только ширма, что настоящая программа общества иная, и попросил рабочего принести выработанную ими резолюцию политического характера». Это была мартовская «Программа пяти». «Уже тогда было ясно, - вспоминала одна из участниц встречи, - что эти резолюции совпадают с резолюциями интеллигенции» . Ознакомившись с гапоновской программой, освобожденцы сказали, что если идти с такой петицией, то это уже очень много. «Что ж, хорошая штука, много наделает шуму, подъём большой будет, - сказал Прокопович, - но только ведь вас-то арестуют». - «Ну, и хорошо!» - ответили рабочие .

28 ноября 1904 года состоялось собрание руководителей отделов гапоновского общества, на котором Гапон выдвинул идею выступления с рабочей петицией. Собравшиеся должны были принять «Программу пяти» под именем петиции или резолюции для публичного заявления требований рабочих. Участникам собрания предлагалось взвесить серьёзность предпринимаемого шага и принимаемую на себя ответственность, а при несочувствии спокойно отойти в сторону, дав честное слово молчать . По итогам собрания было решено выступить с рабочей петицией, однако вопрос о форме и содержании петиции оставлялся на усмотрение Гапона. Председательствовавший на собрании Н. М. Варнашёв в своих воспоминаниях называет это событие «заговором на выступление» . После этого события руководители «Собрания» повели в массах агитацию за выступление с политическими требованиями. «Мы глухо внедряли идею выступления с петицией на каждом собрании, в каждом отделе», - вспоминал А. Е. Карелин . На собраниях рабочих стали читаться и обсуждаться печатавшиеся в газетах земские петиции, а руководители «Собрания» давали им толкование и связывали политические требования с экономическими нуждами рабочих .

Борьба за подачу петиции

В декабре 1904 года в руководстве «Собрания» произошёл раскол на почве вопроса о подаче петиции. Часть руководства во главе с Гапоном, видя неуспех кампании земских петиций, стала откладывать подачу петиции на будущее. К Гапону примыкали рабочие Д. В. Кузин и Н. М. Варнашёв . Гапон был уверен, что подача петиции, не подкреплённая восстанием масс, приведёт только к закрытию «Собрания» и аресту его руководителей . В разговорах с рабочими он заявлял, что петиция - это «мёртвое дело, заранее приговорённое к смерти» , а сторонников немедленной подачи петиции называл «скорополитиками» . В качестве альтернативы Гапон предлагал расширить деятельность «Собрания», распространив его влияние на другие города, и только после этого выступать со своими требованиями. Первоначально он планировал приурочить выступление к ожидавшемуся падению Порт-Артура , а затем перенёс его на 19 февраля - годовщину освобождения крестьян при Александре II .

В противовес Гапону, другая часть руководства во главе с А. Е. Карелиным и И. В. Васильевым настаивала на скорейшем выступлении с петицией . К ним примыкала внутренняя «оппозиция» Гапону в «Собрании», представленная группой Карелина и рабочими, имевшими более радикальный образ мыслей. Они считали, что подходящий момент для подачи петиции наступил и что рабочие должны действовать сообща с представителями других классов . Эту группу рабочих активно поддерживали интеллигенты из «Союза освобождения». Одним из пропагандистов идеи петиции был помощник присяжного поверенного И. М. Финкель, читавший в «Собрании» лекции по рабочему вопросу. Будучи беспартийным, Финкель был связан с петербургскими меньшевиками и левым крылом «Союза освобождения». В своих выступлениях он говорил рабочим: «Земцы, юристы и другие общественные деятели составляют и подают петиции с изложением своих требований, а рабочие остаются безучастными к этому. Если они этого не сделают, то другие, получив что-либо по своим требованиям, уже о рабочих не вспомнят, и они останутся ни при чём» .

Обеспокоенный растущим влиянием Финкеля, Гапон потребовал удалить его и других интеллигентов с заседаний руководящего кружка «Собрания», а в разговорах с рабочими стал настраивать их против интеллигенции. «Интеллигенты кричат только из-за того, чтобы захватить власть, а после и сядут на нашу шею и на мужика, - убеждал их Гапон. - Это будет хуже самодержавия» . В ответ сторонники петиции решили действовать по-своему. По воспоминаниям И. И. Павлова, оппозиция составила заговор, имевший целью «свалить Гапона с его пьедестала „рабочего вождя“» . Было решено, что если Гапон откажется выступать с петицией, оппозиция пойдёт выступать без него . Конфликт в руководстве «Собрания» обострился до предела, но был остановлен событиями, связанными с Путиловской забастовкой.

Экономические требования рабочих

3 января на Путиловском заводе была объявлена забастовка, а 5 января она была распространена на другие предприятия Петербурга. К 7 января забастовка распространилась на все заводы и фабрики Петербурга и превратилась во всеобщую. Первоначальное требование восстановить на работе уволенных рабочих сменилось списком широких экономических требований, предъявленных к администрациям заводов и фабрик. В условиях забастовки каждый завод и каждая мастерская стали выдвигать свои экономические требования и предъявлять их своей администрации . Чтобы унифицировать требования разных фабрик и заводов, руководством «Собрания» был составлен стандартный список экономических требований рабочего класса . Список был размножен методом гектографирования и в таком виде, за подписью Гапона, распространялся по всем предприятиям Петербурга . 4 января Гапон во главе депутации рабочих явился к директору Путиловского завода С. И. Смирнову и ознакомил его со списком требований. На других заводах депутации от рабочих предъявляли аналогичный список требований своей администрации .

Стандартный список экономических требований рабочих включал в себя пункты: о восьмичасовом рабочем дне ; об установлении расценок на изделия совместно с рабочими и с их согласия; о создании совместной с рабочими комиссии по разбору претензий и жалоб рабочих на администрацию; об увеличении платы женщинам и чернорабочим до одного рубля в день; об отмене сверхурочных работ ; об уважительном отношении к рабочим со стороны медицинского персонала; об улучшении санитарных условий мастерских и др. Впоследствии все эти требования были воспроизведены во вводной части Петиции 9 января 1905 года. Их изложение предварялось словами: «Мы немногого просили, мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука» . Нежеланием заводчиков исполнить эти требования мотивировались обращение к царю и вся политическая часть петиции.

Резолюция рабочих об их насущных нуждах

4 января Гапону и его сотрудникам стало окончательно ясно, что заводчики не исполнят экономических требований и что забастовка проиграна . Проигранная забастовка была катастрофой для гапоновского «Собрания». Было ясно, что рабочая масса не простит вожакам несбывшихся ожиданий , а правительство закроет «Собрание» и обрушит на его руководство репрессии. По словам фабричного инспектора С. П. Чижова, Гапон оказался в положении человека, которому некуда отступать . В этой ситуации Гапон и его помощники решились на крайнюю меру - встать на путь политики и обратиться за помощью к самому царю .

5 января, выступая в одном из отделов «Собрания», Гапон заявил, что если заводчики одерживают верх над рабочими, то это потому, что на их стороне стоит чиновничье правительство. Поэтому рабочие должны обратиться непосредственно к царю и потребовать его ликвидировать чиновничье «средостение» между ним и его народом. «Если существующее правительство отворачивается от нас в критический момент нашей жизни, если оно не только не помогает нам, но даже становится на сторону предпринимателей, - говорил Гапон, - то мы должны требовать уничтожения такого политического строя, при котором на нашу долю выпадает только одно бесправие. И отныне да будет нашим лозунгом: „Долой чиновничье правительство!“» С этого момента забастовка приобрела политический характер, и на повестку дня встал вопрос о формулировке политических требований. Было ясно, что сторонники петиции одержали верх, и оставалось только подготовить эту петицию и предъявить её царю. Начиная с 4-5 января Гапон, бывший противником немедленной подачи петиции, стал её активным сторонником .

В тот же день Гапон взялся за подготовку петиции. По уговору, в основу петиции должна была лечь мартовская «Программа пяти», выражавшая общие требования рабочего класса и давно рассматривавшаяся как тайная программа гапоновского «Собрания» . 5 января «Программа пяти» была впервые предана гласности и зачитывалась в собраниях рабочих в качестве проекта петиции или резолюции для обращения к царю . Однако у программы был существенный недостаток: она содержала только список требований рабочих без каких-либо предисловий и пояснений к ним. Необходимо было дополнить список текстом, содержавшим описание бедственного положения рабочих и мотивов, побудивших их обратиться с требованиями к царю . С этой целью Гапон обратился к нескольким представителям интеллигенции, предложив им написать черновик такого текста .

Первым, к кому обратился Гапон, был известный журналист и писатель С. Я. Стечкин , писавший в «Русской газете» под псевдонимом Н. Строев . 5 января Стечкин собрал у себя на квартире на Гороховой улице группу партийных интеллигентов из числа меньшевиков . По воспоминаниям И. И. Павлова, явившись на квартиру на Гороховой, Гапон заявил, что «события развёртываются с поразительной быстротой, шествие к Дворцу неизбежно, а у меня пока только всего и имеется...» - с этими словами он бросил на стол три листка, исписанные красными чернилами . Это был проект петиции, а вернее, всё та же «Программа пяти», хранившаяся в неизменном виде с марта 1904 года. Ознакомившись с проектом, меньшевики заявили, что для социал-демократов такая петиция неприемлема, и Гапон предложил им внести в неё изменения или написать свой вариант петиции . В тот же день меньшевики вместе со Стечкиным составили свой проект петиции, получивший название «Резолюции рабочих об их насущных нуждах» . Этот текст, выдержанный в духе партийных программ, был зачитан в тот же день в нескольких отделах «Собрания», и под ним было собрано несколько тысяч подписей . Центральным пунктом в нём было требование созыва Учредительного собрания , содержались также требования политической амнистии, прекращения войны и национализации фабрик, заводов и помещичьих земель .

Составление гапоновской петиции

Написанная меньшевиками «Резолюция рабочих об их насущных нуждах» не удовлетворила Гапона. Резолюция была написана сухим, деловым языком, в ней отсутствовало обращение к царю, а требования предъявлялись в категоричной форме. Как опытный проповедник Гапон знал, что язык партийных революционеров не находит отклика в душе простого народа. Поэтому в те же дни, 5-6 января, он обратился с предложением написать черновик петиции ещё к троим интеллигентам: одному из лидеров «Союза освобождения» В. Я. Яковлеву-Богучарскому , писателю и этнографу В. Г. Тану-Богоразу и журналисту газеты «Наши дни» А. И. Матюшенскому . Историк В. Я. Яковлев-Богучарский, получивший от Гапона проект петиции 6 января, отказался вносить в него изменения на том основании, что под ним уже было собрано не менее 7000 подписей рабочих. Впоследствии он вспоминал об этих событиях, говоря о себе в третьем лице:

«6 января, в 7-8 часов вечера, один из знакомых с Гапоном освобожденцев (назовем его хоть NN), получив сведения о том, что Гапон даёт рабочим подписывать какую-то петицию, отправился в отдел на Выборгской стороне, где и встретился с Гапоном. Последний тотчас же дал NN петицию, сообщив, что под нею уже собрано 7000 подписей (многие рабочие продолжали давать свои подписи в присутствии NN) и просил его проредактировать петицию и внести в неё изменения, которые NN найдёт нужным. Взявши петицию к себе домой и проштудировавши её внимательно, NN вполне убедился, - на чём настаивает и теперь самым решительным образом, - что петиция эта представляла собою лишь развитие тех тезисов, которые NN видел у Гапона в писаном виде ещё в ноябре 1904 года. Петиция действительно нуждалась в изменениях, но, ввиду того, что под нею уже были собраны подписи рабочих, NN и его товарищи не сочли себя вправе вносить хотя бы и самые малейшие в неё изменения. Поэтому петиция была возвращена Гапону (на Церковную, 6) на следующий день (7 января) к 12 ч. дня в том самом виде, в каком она была получена от Гапона накануне» .

Два других представителя интеллигенции, получившие проект петиции, оказались сговорчивее Богучарского. По некоторым данным, один из вариантов текста был написан В. Г. Таном-Богоразом , однако и его содержание, и дальнейшая судьба остались неизвестными. Последний вариант текста был написан сотрудником «Наших дней» журналистом А. И. Матюшенским. Матюшенский был известен как автор статей о жизни бакинских рабочих и бакинской рабочей забастовке. 6 января он поместил в газетах своё интервью с директором Путиловского завода С. И. Смирновым , чем и привлёк внимание Гапона. Некоторые источники утверждают, что именно текст, написанный Матюшенским, Гапон взял за основу при составлении своей петиции . Сам Матюшенский впоследствии заявлял, что петиция написана им , однако у историков это заявление вызывает сильные сомнения .

По мнению исследователя петиции А. А. Шилова, её текст написан в стиле церковной риторики , что явно указывает на авторство Гапона, привыкшего к подобным проповедям -рассуждениям . Авторство Гапона устанавливается также свидетельствами участников событий 9 января. Так, рабочий В. А. Янов, председатель Нарвского отдела «Собрания», на вопрос следователя о петиции отвечал: «Писана она была рукою Гапона, находилась всегда при нём, и он её часто переделывал» . Председатель Коломенского отдела «Собрания» И. М. Харитонов, в дни перед 9 января не расстававшийся с Гапоном, утверждал, что написана она была Гапоном, а Матюшенский только поправил стиль в начале и в конце текста . А казначей «Собрания» А. Е. Карелин в своих воспоминаниях указывал на то, что петиция была написана характерным гапоновским слогом: «Этот гапоновский слог ведь особенный. Это слог простой, ясный, точный, хватающий за душу, как его голос» . Не исключено, однако, что Гапон всё же использовал черновик Матюшенского при составлении своего текста, но прямых доказательств этому нет .

Так или иначе, в ночь с 6 на 7 января Гапон, ознакомившись с вариантами, предложенными ему интеллигентами, отверг их все и написал свой собственный вариант петиции, который и вошёл в историю под именем Петиции 9 января 1905 года . В основу петиции была положена мартовская «Программа пяти», вошедшая в первую редакцию текста без изменений . В начале к ней было добавлено обширное предисловие, содержащее обращение к царю, описание бедственного положения рабочих, их безуспешной борьбы с фабрикантами, требование устранить власть чиновников и ввести народное представительство в форме Учредительного собрания . А в конце был добавлен призыв к царю выйти к народу и принять петицию . Этот текст читался в отделах «Собрания» 7, 8 и 9 января, и под ним были собраны десятки тысяч подписей. При обсуждении петиции 7 и 8 января в него продолжали вноситься некоторые поправки и дополнения, в результате чего окончательный текст петиции принял более всенародный характер . 8 января этот последний, отредактированный текст петиции был отпечатан на машинке в количестве 12 экземпляров: один для самого Гапона и по одному - для 11 отделов «Собрания» . Именно с этим текстом петиции рабочие шли к царю 9 января 1905 года. Один из экземпляров текста, за подписью Гапона и рабочего И. В. Васильева, хранился впоследствии в Ленинградском музее революции .

Структура и содержание петиции

Священник Георгий Гапон

По своей структуре текст гапоновской петиции делился на три части . Первая часть петиции начиналась обращением к царю. В соответствии с библейской и древнерусской традицией, петиция обращалась к царю на «Ты» и извещала его о том, что рабочие и жители Петербурга пришли к нему искать правды и защиты . Далее в петиции говорилось о бедственном положении рабочих, их нищете и угнетении, а положение рабочих сравнивалось с положением рабов , которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Говорилось также, что рабочие терпели, но их положение становилось всё хуже и хуже, и их терпению пришёл конец. «Для нас пришёл тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук» .

Затем петиция излагала историю тяжбы рабочих с заводчиками и фабрикантами, которые обобщённо именовались хозяевами . Рассказывалось о том, как рабочие бросили работу и заявили своим хозяевам, что не станут на работу, пока те не исполнят их требований. Затем излагался список требований, предъявленных рабочими своим хозяевам во время январской забастовки . Говорилось, что эти требования были незначительными, но хозяева отказали рабочим даже в их удовлетворении. Далее петиция указывала на мотив отказа, состоявший в том, что требования рабочих были признаны не соответствующими закону. Говорилось, что, с точки зрения хозяев, всякая просьба рабочих оказывалась преступлением, а их желание улучшить своё положение - недопустимой дерзостью .

После этого петиция переходила к главному тезису - к указанию на бесправие рабочих как главную причину их угнетения хозяевами. Говорилось, что за рабочими, как и за всем русским народом , не признают ни одного человеческого права , даже права говорить, думать, собираться, обсуждать свои нужды и принимать меры к улучшению своего положения. Упоминалось о репрессиях в отношении людей, выступавших на защиту интересов рабочего класса. Затем петиция снова обращалась к царю и указывала ему на божественное происхождение царской власти и на противоречие, существующее между человеческими и божескими законами. Утверждалось, что существующие законы противоречат божественным установлениям, что они несправедливы и что при таких законах простому народу невозможно жить. «Не лучше ли умереть, - умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники-казнокрады, грабители русского народа» . Наконец, указывалась и причина несправедливых законов - засилье чиновников , узурпировавших власть и превратившихся в средостение между царём и его народом.

Затем петиция переходила к своей второй части - к изложению требований, с которыми рабочие пришли к стенам царского дворца. Главным требованием рабочих объявлялось уничтожение власти чиновников , ставших стеной между царём и его народом, и допущение народа к управлению государством. Говорилось, что Россия слишком велика, а нужды её слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ей. Из этого делался вывод о необходимости народного представительства. «Необходимо, чтобы сам народ помогал себе, ведь ему только и известны истинные его нужды» . Царя призывали немедленно созвать народных представителей от всех классов и всех сословий - рабочих, капиталистов, чиновников, духовенства, интеллигенции - и избрать Учредительное собрание на основе всеобщего, прямого, тайного и равного голосования. Это требование объявлялось главной просьбой рабочих, «в которой и на которой зиждется всё», и главным лекарством от их больных ран .

Далее к требованию народного представительства присоединялся список дополнительных требований, необходимых для излечения народных ран. Этот список представлял собой изложение мартовской «Программы пяти», вошедшей в первую редакцию петиции без изменений . Список состоял из трёх параграфов: I. Меры против невежества и бесправия русского народа , II. Меры против нищеты народа и III. Меры против гнёта капитала над трудом .

Первый параграф - Меры против невежества и бесправия русского народа - включал в себя следующие пункты: свобода и неприкосновенность личности , свобода слова , свобода печати , свобода собраний , свобода совести в деле религии ; общее и обязательное народное образование за государственный счёт; ответственность министров пред народом и гарантия законности управления; равенство перед законом всех без исключения; немедленное возвращение всех пострадавших за убеждения . Второй параграф - Меры против нищеты народа - включал следующие пункты: отмена косвенных налогов и замена их прямым , прогрессивным и подоходным налогом ; отмена выкупных платежей, дешёвый кредит и постепенная передача земель народу. Наконец, в третий параграф - Меры против гнёта капитала над трудом - входили пункты: охрана труда законом; свобода потребительно-производительных и профессиональных рабочих союзов ; восьмичасовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ ; свобода борьбы труда с капиталом; участие представителей рабочего класса в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих; нормальная заработная плата .

Во второй, последней редакции петиции, с которой рабочие шли к царю 9 января, к этим требованиям были добавлены ещё несколько пунктов, в частности: отделение церкви от государства ; исполнение заказов военного и морского ведомства в России, а не за границей; прекращение войны по воле народа; отмена института фабричных инспекторов. В результате общее количество требований увеличилось до 17 пунктов, причём некоторые из требований были усилены добавлением слова «немедленно» .

За списком требований следовала последняя, заключительная часть петиции. В ней содержалось очередное обращение к царю с призывом принять петицию и исполнить её требования, причём от царя требовали не только принять, но и поклясться в их исполнении. «Повели и поклянись исполнить их, и Ты сделаешь Россию счастливой и славной, а имя своё запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена» . В противном случае рабочие выражали готовность умереть у стен царского дворца . «А не повелишь, не отзовёшься на нашу мольбу, - мы умрём здесь, на этой площади, пред твоим дворцом. Нам некуда больше идти и незачем! У нас только два пути - или к свободе и счастью, или в могилу». Эта часть заканчивалась выражением готовности принести свою жизнь в жертву для исстрадавшейся России и утверждением, что рабочим не жаль этой жертвы и они охотно приносят её .

Чтение и сбор подписей под петицией

«Гапон читает петицию в собрании рабочих». Рисунок неизвестного художника.

Начиная с 7 января, гапоновская петиция читалась во всех отделах рабочего «Собрания». К этому времени в Петербурге было 11 отделов «Собрания»: Выборгский, Нарвский, Василеостровский, Коломенский, Рождественский, Петербургский, Невский, Московский, Гаваньский, Колпинский и на Обводном канале . В некоторых отделах петицию читал сам Гапон, в других местах чтение осуществлялось председателями отделов, их помощниками и рядовыми активистами «Собрания». В эти дни гапоновские отделы стали местом массового паломничества петербургских рабочих. Люди шли изо всех районов, чтобы послушать речи, в которых им впервые в жизни в простых словах открывалась политическая мудрость . В эти дни из рабочей среды выдвинулось множество ораторов , умевших говорить понятным народным массам языком. Вереницы людей приходили в отделы, заслушивали петицию и ставили под ней свои подписи, а затем уходили, уступая место другим. Отделы сделались центрами рабочей жизни Петербурга. По словам очевидцев, город напоминал один массовый митинг , на котором царила такая широкая свобода слова, какой никогда не видел Петербург .

Обычно чтение петиции осуществлялось следующим образом. В помещение отдела впускалась очередная партия людей, после чего один из ораторов произносил вступительную речь, а другой начинал чтение петиции. Когда чтение доходило до конкретных пунктов петиции, оратор давал каждому пункту подробное толкование, а затем обращался к аудитории с вопросом: «Верно, товарищи?» или «Так, товарищи?» - «Верно!.. Так!..» - хором отвечала толпа . В тех случаях, когда толпа не давала единого ответа, спорный пункт толковался снова и снова, пока аудитория не приводилась к согласию. После этого толковался следующий пункт, потом третий и так до конца . Добившись согласия со всеми пунктами, оратор читал заключительную часть петиции, в которой говорилось о готовности рабочих умереть у стен царского дворца, если их требования не будут исполнены. Затем он обращался к аудитории с вопросом: «Готовы ли вы стоять за эти требования до конца? Готовы ли вы умереть за них? Клянётесь ли вы в этом?» - И толпа хором отвечала: «Клянёмся!.. Умрём все, как один!..» Такие сцены происходили во всех отделах «Собрания». По многочисленным свидетельствам, в отделах царила атмосфера религиозной экзальтации : люди плакали, бились кулаками о стены и клялись явиться на площадь и умереть за правду и свободу .

Наибольшее возбуждение царило там, где выступал сам Гапон. Гапон разъезжал по всем отделам «Собрания», овладевал аудиторией, читал и толковал петицию. Заканчивая чтение петиции, он говорил, что если царь не выйдет к рабочим и не примет петицию, то он больше не царь : «Тогда я первый скажу, что у нас нет царя» . Выступлений Гапона ожидали на жестоком морозе по много часов. В Невском отделе, куда он приехал вечером 7 января, собралась многотысячная толпа, которая не могла вместиться в помещение отдела. Гапон вместе с председателем отдела вышел во двор, встал на бак с водой и при свете факелов стал толковать петицию . Многотысячная толпа рабочих слушала в могильной тишине, боясь пропустить хотя бы одно слово оратора. Когда Гапон закончил чтение словами: «Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим её!» - вся толпа, как один человек, грянула громовым раскатом: «Пусть!.. Не жаль!.. Умрём!..» А после слов, что если царь не примет рабочих, то «такого царя нам не надо», раздался многотысячный гул: «Да!.. Не надо!..»

Подобные же сцены происходили во всех отделах «Собрания», через которые в эти дни прошли десятки тысяч людей. В Василеостровском отделе один пожилой оратор говорил: «Товарищи, помните ли вы Минина, который обратился к народу, чтобы спасти Русь! Но от кого? От поляков. Теперь мы должны спасти Русь от чиновников... Я первый пойду, в первых рядах, и когда мы падём, вторые ряды за нами. Но не может быть, чтобы он велел в нас стрелять...» Накануне 9 января во всех отделах уже говорилось о том, что царь может не принять рабочих и выслать против них солдат. Однако это не остановило рабочих, а придало всему движению характер какого-то религиозного экстаза . Во всех отделах «Собрания» до самого 9 января продолжался сбор подписей под петицией. Рабочие настолько верили в силу своей подписи, что придавали ей магическое значение. К столу, где собирались подписи, на руках приносили больных, стариков и инвалидов для совершения этого «святого акта» . Общее количество собранных подписей неизвестно, но оно исчислялось десятками тысяч. Только в одном отделе журналист Н. Симбирский насчитал около 40 тысяч подписей . Листки с подписями рабочих хранились у историка Н. П. Павлова-Сильванского, а после его смерти в 1908 году были изъяты полицией. Их дальнейшая судьба неизвестна .

Петиция и царское правительство

Могилы жертв «Кровавого воскресенья»

Царское правительство узнало о содержании гапоновской петиции не позднее 7 января. В этот день Гапон явился на приём к министру юстиции Н. В. Муравьёву и вручил ему один из списков петиции. Министр удивил Гапона сообщением, что у него уже есть такой текст . По воспоминаниям Гапона, министр обратился к нему с вопросом: «Что вы делаете?» Гапон ответил: «Маску надо снять. Народ не может больше нести такой гнёт и несправедливость и идёт завтра к царю, и я с ним пойду и всё скажу» . Просмотрев текст петиции, министр с жестом отчаяния воскликнул: «Но ведь вы хотите ограничить самодержавие!» Гапон заявил, что такое ограничение неизбежно и будет во благо не только народа, но и самого царя. Если правительство не даст реформ свыше, в России разразится революция , «борьба будет длиться годами и вызовет страшное кровопролитие». Он убеждал министра пасть в ноги царю и умолять его принять петицию, обещая, что его имя будет записано в анналы истории . Муравьёв задумался, но ответил, что останется верен своему долгу. В тот же день Гапон пытался встретиться с министром внутренних дел П. Д. Святополк-Мирским , с которым связался по телефону. Однако тот отказался его принять, заявив, что ему и так всё известно. Впоследствии Святополк-Мирский объяснял своё нежелание встречаться с Гапоном тем, что не знал его лично .

На другой день, 8 января, состоялось заседание правительства, на котором собрались высшие чиновники государства. К этому времени все члены правительства ознакомились с текстом гапоновской петиции. В канцелярию министерства внутренних дел было доставлено несколько экземпляров . На заседании министр юстиции Муравьёв сообщил собравшимся о своей встрече с Гапоном. Министр характеризовал Гапона как ярого революционера и убеждённого до фанатизма социалиста . Муравьёв выдвинул предложение арестовать Гапона и тем обезглавить возникшее движение. Муравьёва поддержал министр финансов В. Н. Коковцов . Министр внутренних дел Святополк-Мирский и градоначальник И. А. Фуллон слабо возражали . По итогам заседания было решено арестовать Гапона и выставить заграждения из войск, чтобы не допустить рабочих к царскому дворцу. Затем Святополк-Мирский отправился к царю Николаю II в Царское село и ознакомил его с содержанием петиции. Со слов Муравьёва министр характеризовал Гапона как «социалиста» и доложил о принятых мерах. Николай записал об этом в своём дневнике . Судя по записям царя, сообщения министра носили успокоительный характер .

По многочисленным свидетельствам, никто в правительстве не предполагал, что в рабочих придётся стрелять . Все были уверены, что толпу удастся разогнать полицейскими мерами. Вопрос о принятии петиции даже не ставился. Содержание петиции, требовавшей ограничения самодержавия , делало её неприемлемой для властей. В правительственном докладе политические требования петиции характеризовались как «дерзкие» . Само появление петиции было для правительства неожиданным и застало его врасплох. Заместитель министра финансов В. И. Тимирязев , участвовавший в заседании 8 января, вспоминал: «Никто не ожидал подобного явления, да и где же видано, чтобы в двадцать четыре часа собрать полторастатысячную толпу ко дворцу и чтобы ей в двадцать четыре часа дать Учредительное собрание, - ведь это невиданное дело, дай всё сразу. Мы все растерялись и не знали, что делать» . Власти не учли ни масштаба событий, ни последствий возможной стрельбы в безоружный народ. Из-за растерянности правительства инициатива перешла в руки военных властей . Утром 9 января 1905 года массы рабочих во главе с Гапоном двинулись из разных концов города к Зимнему дворцу. На подступах к центру они были встречены войсковыми подразделениями и рассеяны кавалерией и ружейной стрельбой. Этот день вошёл в историю под именем «Кровавого воскресенья » и положил начало Первой русской революции . Год спустя, в январе 1906 года, в письме к министру внутренних дел Георгий Гапон писал: «9 января совершилось, к сожалению, не для того, чтобы послужить исходным пунктом обновления России мирным путем, под руководством Государя с возросшим сторицею обаянием, а для того, чтобы послужить исходным пунктом - начала революции» .

Петиция в оценках современников

Петиция 9 января 1905 года не была опубликована ни в одном легальном российском издании. Составление петиции происходило в условиях всеобщей забастовки, в которую были втянуты все предприятия Петербурга. 7 января забастовали все типографии , и в столице прекратился выпуск газет. 7 и 8 января Гапон вёл переговоры с издателями, обещая поставить на работу типографских рабочих, если издатели возьмутся напечатать петицию. Предполагалось, что она появится во всех газетах и разойдётся по Петербургу многотысячными тиражами . Однако этот план не был осуществлён из-за нехватки времени. После 9 января, когда начали выходить газеты, правительство запретило размещать в них какие-либо материалы о произошедших событиях, кроме официальных сообщений.

В результате большинству населения России содержание петиции осталось неизвестным. По воспоминаниям одного из чиновников, распоряжение не печатать петицию исходило от министра внутренних дел. Чиновник с сожалением отмечал, что неопубликование петиции дало повод для слухов, будто рабочие шли к царю с жалобой на свой малый заработок, а не с политическими требованиями . В то же время текст петиции в первой редакции был опубликован в ряде нелегальных изданий - в журнале «Освобождение », в газетах «Искра », «Вперёд » и «Революционная Россия », а также в иностранной печати. Представители революционной и либеральной интеллигенции обсуждали петицию и давали ей различные оценки.

Либералы в своих комментариях указывали на тождественность требований петиции с требованиями земских резолюций конца 1904 года. По убеждению либералов, петиция знаменовала присоединение рабочих к голосу общественности, требовавшей народного представительства и политических свобод . Представители революционных партий, напротив, находили в петиции влияние революционной пропаганды. В газетах социал-демократов утверждалось, что политические требования петиции тождественны программе-минимум социал-демократов и написаны под их влиянием. В. И. Ленин называл петицию «чрезвычайно интересным преломлением в умах массы или её малосознательных вождей программы социал-демократии» . Высказывалось предположение, что петиция явилась результатом соглашения между Гапоном и социал-демократами, которые настояли на включении в неё политических требований в обмен на свою лояльность к гапоновскому движению . В отличие от либералов, социал-демократы подчёркивали революционный характер требований петиции. Л. Д. Троцкий писал, что в торжественных нотах петиции «угроза пролетариев заглушала просьбу подданных». По словам Троцкого, «петиция не только противопоставила расплывчатой фразеологии либеральных резолюций отточенные лозунги политической демократии, но и вливала в них классовое содержание своими требованиями свободы стачек и восьмичасового рабочего дня» .

В то же время революционеры подчёркивали двойственный характер петиции, противоречие между её формой и содержанием. В листовке Петербургского комитета РСДРП от 8 января говорилось, что требования петиции предполагают низвержение самодержавия , а потому бессмысленно обращаться с ними к царю. Царь и его чиновники не могут отказаться от своих привилегий. Свобода не даётся даром, она завоёвывается с оружием в руках . Анархист В. М. Волин отмечал, что петиция в своей окончательной форме представляла собой величайший исторический парадокс. «При всей лояльности к царю от него требовалось ни более ни менее, как дозволить - и даже совершить - революцию, которая в конченом итоге лишила бы его власти... Решительно, это было приглашение к самоубийству» . Подобные же суждения высказывались и либералами .

Все комментаторы отмечали большую внутреннюю силу петиции, её воздействие на широкие народные массы. Французский журналист Э. Авенар писал: «Резолюции либеральных банкетов, даже резолюции земств кажутся такими бледными рядом с петицией, которую рабочие попытаются завтра представить царю. Она преисполнена благоговейной и трагичной важности» . Петербургский меньшевик И. Н. Кубиков вспоминал: «Составлена была эта петиция талантливо в смысле приспособления её стиля к уровню и настроению петербургских рабочих масс того времени, и её неотразимое действие на самого серого слушателя с полной очевидностью отражалось на лицах рабочих и их жён» . Большевик Д. Ф. Сверчков называл петицию «лучшим художественно-историческим документом, в котором отразились, как в зеркале, все настроения, охватившие рабочих в это время» . «Странные, но сильные ноты слышались в этом историческом документе», - вспоминал эсер Н. С. Русанов . А по словам эсера В. Ф. Гончарова, петиция была «документом, производившим громадное, революционизирующее воздействие на рабочую массу» . Многие подчёркивали практическое значение петиции. «Её историческое значение, однако, не в тексте, а в факте, - отмечал Л. Троцкий. - Петиция была только введением к действию, которое объединило рабочие массы призраком идеальной монархии, - объединило для того, чтобы тотчас же противопоставить пролетариат и реальную монархию, как двух смертельных врагов» .

Историческое значение петиции

События 9 января 1905 года стали началом Первой русской революции. А уже через девять месяцев, 17 октября 1905 года, император Николай II подписал Манифест, который даровал жителям России политические свободы. Манифест 17 октября удовлетворял основные требования, выставленные в Петиции 9 января. Манифест даровал населению неприкосновенность личности, свободу совести, свободу слова, свободу собраний и свободу союзов. Манифест учреждал народное представительство в форме Государственной Думы и даровал избирательное право всем сословиям. Он признавал за народными представителями право утверждать законы и надзирать за законностью действий властей . Современники отмечали связь между событиями 9 января и Манифестом 17 октября. Журналист Н. Симбирский в годовщину «Кровавого воскресенья» писал: «Рабочие в этот день пошли добывать свободу русскому народу своей грудью... И добыли, устлав трупами своих лучших борцов улицы Петербурга...» Обозреватель газеты «Слово» отмечал: «Не смерть несла с собою эта масса, не разрушение готовили эти герои, - они несли петицию о свободе, той самой свободе, которая теперь только мало-помалу реализуется» . А главный автор петиции, Георгий Гапон, в открытом письме к гражданам напоминал, что рабочие, герои 9 января, «своей кровью проложили вам, гражданам России, широкую дорогу к свободе» .

Современники отмечали историческую уникальность Петиции 9 января 1905 года. С одной стороны, она была выдержана в духе верноподданной просьбы, обращённой к монарху . С другой стороны, она содержала революционные требования, исполнение которых означало полное преобразование социального и политического строя государства. Петиция стала исторической вехой между двумя эпохами . Она была последней в российской истории челобитной и одновременно - первой революционной программой, вынесенной на площадь сотнями тысяч людей . Большевик Д. Ф. Сверчков, сравнивая петицию с программой социал-демократической партии, писал:

«И вот, впервые в истории мира, программа революционной рабочей партии была написана не в прокламации, направленной против царя, а в смиренной петиции, полной любви и уважения к этому самому царю. Впервые эта программа была вынесена на улицу сотнями тысяч трудящихся не под красными знамёнами революции, а под церковными хоругвями, иконами и царскими портретами, впервые во время шествия подписавших эту петицию рабочих раздавалось пение не „Интернационала“ или рабочей марсельезы, а молитвы „Спаси, Господи, люди Твоя...“, впервые во главе этой небывалой по количеству участвующих, революционной по существу и мирной по форме демонстрации шёл священник в облачении и с крестом в руках... Такого шествия никогда до тех пор не видела ни одна страна и ни одна эпоха» .

Публицист И. Вардин отмечал радикализм социальных требований петиции, предвосхитивших лозунги Октябрьской революции 1917 года . Программа, изложенная в петиции, была программой не обычной, буржуазной, а небывалой дотоле рабоче-крестьянской социальной революции . Эта программа была направлена не только против самодержавно-чиновничьего, политического гнёта, но одновременно и с одинаковой силой - против экономического гнёта, против всевластия помещиков и капиталистов. «9-го января 1905 года в России началась самая передовая, самая полная революция из всех ранее бывших. Поэтому она потрясла весь мир» .

Один из лидеров «Союза освобождения» Е. Д. Кускова назвала петицию русской народной хартией . «В хартии подробно перечислялись те права народа, которые надлежало закрепить за ним, как права неотъемлемые... Родившись под пулями бесстрастной армии, русская народная хартия идёт с тех пор всякими путями к своему осуществлению... Тихо спят мученики 9 января в своих могилах. Память о них долго будет жить в народном сознании и долго ещё они, мёртвые, будут указывать путь живым: к народной хартии, которую они несли и за которую погибли...»

Текст петиции

// Красная летопись . - Л. , 1925. - № 2. - С. 30-31.
// Красная летопись

Примечания

Адрианов П. Последняя челобитная // Ленинградская правда . - Л. , 1928. - № 19 (22 января). - С. 3.
Карелин А. А. Девятое (22-е) января 1905 года. - М ., 1924. - 16 с.
Шилов А. А. К документальной истории петиции 9 января 1905 г. // Красная летопись . - Л. , 1925. - № 2. - С. 19-36.
// Красная летопись . - Л. , 1925. - № 2. - С. 33-35.
Доклад директора Департамента полиции А. Лопухина о событиях 9-го января 1905 г. // Красная летопись . - Л. , 1922. - № 1. - С. 330-338.
Павлов-Сильванский Н. П. История и современность. Лекция // История и историки : Историографический ежегодник. 1972. - М ., 1973.
Гуревич Л. Я. // Былое . - СПб. , 1906. - № 1. - С. 195-223. .
Святловский В. В. Профессиональное движение в России. - СПб. : Изд-е М. В. Пирожкова, 1907. - 406 с.
Гапон Г. А. История моей жизни = The Story of My Life . - М .: Книга, 1990. - 64 с.
Сухов А. А. Гапон и гапоновщина // Э. Авенар. Кровавое воскресенье . - Харьков, 1925. - С. 28-34.
Манасевич-Мануйлов И. Ф. // Новое время . - СПб. , 1910. - № от 9 января.
Карелин А. Е. Из воспоминаний участника гапоновской организации // 9 января : Сборник под ред. А. А. Шилова. - М.-Л., 1925. - С. 26-32.
Павлов И. И. Из воспоминаний о «Рабочем Союзе» и священнике Гапоне // Минувшие годы . - СПб. , 1908. - № 3-4. - С. 21-57 (3), 79-107 (4).
Варнашёв Н. М. От начала до конца с гапоновской организацией // Историко-революционный сборник . - Л. , 1924. - Т. 1. - С. 177-208.
Карелин А. Е. Девятое января и Гапон. Воспоминания // Красная летопись . - Л. , 1922. - № 1. - С. 106-116.
// И. П. Белоконский. Земское движение . - СПб. , 1914. - С. 221-222.
И. П. Белоконский Земское движение. - М .: «Задруга», 1914. - 397 с.
Потолов С. И. Георгий Гапон и либералы (новые документы) // Россия в XIX-XX вв. Сборник статей к 70-летию со дня рождения Р. Ш. Ганелина . - СПб. , 1998.
Петров Н. П. Записки о Гапоне // Всемирный вестник . - СПб. , 1907. - № 1. - С. 35-51.
Колокольников П. Н. (К. Дмитриев). Отрывки из воспоминаний. 1905-1907 гг // Материалы по истории профессионального движения в России . - М ., 1924. - Т. 2. - С. 211-233.
Протокол допроса В. А. Янова / К истории «Собрания русских фабрично-заводских рабочих С.-Петербурга». Архивные документы // Красная летопись . - Л. , 1922. - № 1. - С. 313-322.
// Новое время . - СПб. , 1905. - № 10364 (5 января). - С. 4.

Этот день в истории: 1905 год - «Кровавое воскресенье»

9 (22) января 1905 г., Санкт-Петербург — произошли события известные как «Кровавое воскресенье» или «Красное воскресенье» - разгон шествия рабочих к Зимнему дворцу, имевшего целью вручение государю коллективную Петицию о рабочих нуждах.

С чего все началось

Начиналось все с того, что в конце декабря 1904 г. на Путиловском заводе уволили 4-х рабочих. Завод выполнял важный оборонный заказ - делал железнодорожный транспортер для транспортировки подлодок. Русские подводные лодки могли изменить ход морской войны в нашу пользу, и для этого их необходимо было через всю страну доставить на Дальний Восток. Без заказанного Путиловскому заводу транспортера сделать это было нельзя.

Троих уволили за реальные прогулы, и только в отношении одного человека в действительности была допущена несправедливость. Но этот повод был с радостью подхвачен революционерами, и они принялись нагнетать страсти. Следует заметить, что на Путиловском работал (начальником инструментальной мастерской) и эсер П.Рутенберг, который входил в ближайшее окружение Г.Гапона.

К 3 января 1905 г. рядовой трудовой конфликт перерос в общезаводскую забастовку. Потом заводскому руководству были вручены требования. Но в рабочей петиции говорилось не столько о восстановлении на работе своих товарищей, сколько о широком списке экономических и политических требований, выполнить которые администрация не могла по вполне понятным причинам. В мгновение ока в знак солидарности забастовал почти весь Питер. В сводках полиции было сказано об активном участии в распространении бунта японских и английских спецслужб.

Подробности провокации

Идею идти с петицией к Царю подал священник Георгий Гапон и его окружение 6 января 1905 г. Однако рабочих, которых приглашали идти к Царю за помощью, знакомили лишь с чисто экономическими требованиями. Гапоновские провокаторы даже стали распространять слух, что Николай II сам хочет встретиться со своим народом. Схема провокации была такой: революционные агитаторы якобы от имени Царя передавали рабочим следующее: «Я, Царь Божией милостью, бессилен справиться с чиновниками и барами, хочу помочь народу, а дворяне не дают. Подымайтесь, православные, помогите мне, Царю, одолеть моих и ваших врагов».

Об этом рассказывали многие очевидцы (к примеру, большевичка Субботина). Сотни революционных провокаторов ходили среди народа, приглашая людей прийти на Дворцовую площадь к двум часам дня 9 января, заявляя, что там их будет ждать Царь. Как известно, рабочие стали готовиться к этому дню как к празднику: гладили лучшую одежду, многие собирались взять с собой детей. В представлении большинства это был своего рода крестный ход к Царю, тем более что его пообещал возглавить священник.

О событиях между 6 и 9 января известно что: Утром 7 января министр юстиции Н.В.Муравьев предпринял попытку вступить в переговоры с находившимся к тому времени уже в подполье Гапоном, который, по убеждению знавшего его уже не один год петербургского градоначальника генерала И.А.Фуллона, мог внести успокоение в ряды забастовщиков. Переговоры состоялись днем в Министерстве юстиции. Ультимативный характер радикальных политических требований гапоновской петиции сделал бессмысленным продолжение переговоров, но, выполняя взятое на себя во время переговоров обязательство, Муравьев не отдал распоряжение о немедленном аресте священника.

Вечером 7 января у министра внутренних дел Святополк-Мирского состоялось совещание, в котором принимали участие министр юстиции Муравьев, министр финансов Коковцов, товарищ министра внутренних дел, шеф корпуса жандармов генерал Рыдзевский, директор Департамента полиции Лопухин, командир гвардейского корпуса генерал Васильчиков, Петербургский градоначальник генерал Фуллон. После сообщения министра юстиции о неудачных переговорах с Гапоном на совещании рассматривался вопрос о возможности ареста последнего.

Но «во избежание дальнейшего обострения положения в городе решили воздержаться от выдачи ордера на арест священника».

Утром 8 января Гапон составил письмо министру внутренних дел, которое было передано одним из его сподвижников в министерство. В этом письме священник заявлял: «Рабочие и жители Петербурга разных сословий желают и должны видеть Царя 9 января, в воскресенье, в 2 часа дня на Дворцовой площади, чтобы ему выразить непосредственно свои нужды и нужды всего русского народа. Царю нечего бояться. Я, как представитель “Собрания русских фабрично-заводских рабочих” города Санкт-Петербурга, мои сотрудники товарищи-рабочие, даже так называемые революционные группы различных направлений гарантируем неприкосновенность его личности… Ваш долг перед Царем и всем русским народом немедля, сегодня же, довести до сведения Его Императорского Величества как все вышесказанное, так и приложенную здесь нашу петицию».

Письмо аналогичного содержания Гапон направил императору. Но, в связи с арестом рабочего, доставлявшего письмо в Царское Село, оно не было получено царем. В этот день количество бастовавших рабочих достигло 120 000 человек, и забастовка в столице становилась всеобщей.

Вечером 8 января приехавший из Царского Села министр Императорского Двора барон Фредерикс передал Святополк-Мирскому Высочайшее повеление об объявлении в Петербурге военного положения. В скором времени Святополк-Мирским было созвано совещание. Ни у кого из присутствующих не было и мысли о том, что придется останавливать движение рабочих силой, и еще менее о том, что может произойти кровопролитие. Тем не менее на совещании приняли решение об аресте священника.

Георгий Гапон и И. А. Фуллон в «Собрании русских фабрично-заводских рабочих»

Генерал Рыдзевский подписал распоряжение Санкт-Петербургскому градоначальнику Фуллону о немедленном аресте Гапона и 19-ти его ближайших сподвижников. Но Фуллон счел, что «эти аресты не могут быть выполнены, т. к. для этого потребуется слишком значительное количество чинов полиции, которых он не может отвлечь от охраны порядка, и т. к. аресты эти не могут не быть сопряжены с откровенным сопротивлением».

После совещания Святополк-Мирский отправился с докладом о положении в Петербурге к царю - этот доклад, ставивший своей целью добиться от императора отмены военного положения в столице, носил успокоительный характер и не давал представлений об остроте и сложности положения в Петербурге накануне беспрецедентного по масштабу и радикальности политических требований массового выступления рабочих. Императора также не поставили в известность о намерениях военно-полицейских властей столицы на предстоящий день. По всем этим причинам 8 января 1905 г. было принято решение - царю не ехать завтра в столицу, оставаться в Царском Селе (он постоянно жил там, а не в Зимнем дворце).

Отмена государем военного положения в столице отнюдь не означала отмену им распоряжения об аресте Георгия Гапона и его главных сподвижников по организации всеобщей забастовки. Потому, исполняя поручение министра Императорского Двора Фредерикса, начальник его канцелярии генерал Мосолов в ночь на 9 января позвонил товарищу министра внутренних дел Рыдзевскому для получения информации по этому поводу.

«Я спросил его, арестован ли Гапон, - вспоминал позднее генерал Мосолов, - он ответил мне, что нет, ввиду того, что он засел в одном из домов рабочего квартала и для ареста пришлось бы принести в жертву не менее 10-ти человек полиции. Решили арестовать его на следующее утро, при его выступлении. Услышав, вероятно, в моем голосе несогласие с его мнением, он мне сказал: “Что же, ты хочешь, чтобы я взял на свою совесть 10 человеческих жертв из-за этого поганого попа?” На что мой ответ был, что я бы на его месте взял бы на свою совесть и все 100, т. к. завтрашний день, по моему мнению, грозит гораздо большими человеческими жертвами, что и в действительности, к сожалению, оказалось…»

Императорский штандарт над Зимним дворцом 9 января был приспущен, как это делали всегда в отсутствие императора в Зимнем. Кроме этого, и сам Гапон, и другие руководители рабочих организаций (не говоря уже об эсерах из ближайшего окружения Гапона) знали, что свод законов Российской империи предусматривал подачу петиций царю разными способами, но никак не во время массовых демонстраций.

Тем не менее возможно предположить, что мог бы приехать в Петербург и выйти к людям, если бы не 4 обстоятельства:

За некоторое время до описанных событий полиция смогла выяснить, что в ближайшем окружении Гапона появились эсеры-террористы. Напомню, что Устав Союза фабрично-заводских рабочих запрещал вхождение в него социалистов и революционеров, и до 1905 года Гапон (и сами рабочие) строго соблюдали этот Устав.

Закон Российской империи не предусматривал подачу петиций царю во время массовых демонстраций, тем более - петиций с политическими требованиями.

В эти дни началось следствие по поводу событий 6 января, и одной из основных версий являлась попытка покушения на Николая II.

Почти с самого утра в некоторых колоннах демонстрантов начались беспорядки, которые были спровоцированы эсерами (к примеру, на Васильевском острове, еще до стрельбы в других районах).

То есть, если бы в рядах демонстрантов Союза фабрично-заводских рабочих не было эсеров-провокаторов, если бы демонстрация проходила мирно, то приблизительно к полудню императору могли доложить о сугубо мирном характере демонстрации, и тогда он мог бы отдать соответствующие распоряжения о допущении демонстрантов на Дворцовую площадь и назначить своих представителей для встречи с ними, или сам выехать в Петербург, в Зимний дворец, и встретиться с представителями рабочих.

При условии, конечно, если бы не было других трех обстоятельств.

Если бы не эти обстоятельства, государь мог бы во второй половине дня приехать в столицу; мирные демонстранты могли быть допущены на Дворцовую площадь; Гапон и несколько представителей рабочих могли быть приглашены в Зимний дворец. Вероятно, что после переговоров царь вышел бы к народу и объявил бы о принятии некоторых решений в пользу рабочих. И уж во всяком случае, если бы не эти 4 обстоятельства, то с Гапоном и рабочими встретились бы назначенные Государем представители из правительства. Но события после 6 января (после первых призывов Гапона к рабочим) развивались настолько стремительно и были организованы стоявшими за спиной Гапона эсерами до такой степени провокационно, что власти не успели ни толком их понять, ни правильно на них отреагировать.

Бастующие рабочие у ворот Путиловского завода, январь 1905 г.

Итак, на встречу с государем готовы были выйти тысячи людей. Отменить демонстрацию было невозможно - газеты не выходили. И вплоть до позднего вечера накануне 9 января сотни агитаторов ходили по рабочим районам, возбуждая людей, приглашая на Дворцовую площадь, вновь и вновь заявляя, что встрече препятствуют эксплуататоры и чиновники.

Петербургские власти, собравшиеся вечером 8 января на совещание, понимая, что остановить рабочих уже нельзя, решили не допустить их в самый центр города. Основная задача была в том, чтобы предотвратить беспорядки, неизбежную давку и гибель людей в результате стекания огромных масс с 4-х сторон на узком пространстве Невского проспекта и к Дворцовой площади, среди набережных и каналов. Стремясь предотвратить трагедию, власти выпустили объявление, запрещающее шествие 9 января и предупреждающее об опасности. Революционеры срывали со стен домов листы с текстом этого объявления и снова повторяли людям о «кознях» чиновников.

Очевидно, что Гапон, обманывая и государя, и народ, скрывал от них ту подрывную работу, которую вело его окружение. Он обещал императору неприкосновенность, но сам прекрасно знал, что так называемые революционеры, которых он пригласил для участия в шествии, выйдут с лозунгами «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!», а в карманах их будут лежать револьверы. В конце концов, письмо священника носило недопустимо ультимативный характер - на таком языке разговаривать с государем русский человек не смел и, конечно, вряд ли одобрил бы это послание - но, напомню, Гапон на митингах сообщал рабочим только часть петиции, где заключались только экономические требования.

Гапон и преступные силы, бывшие за его спиной, готовились убить самого царя. Поздней, уже после описываемых событий, священика спросили в узком кругу единомышленников:

Ну, отче Георгий, теперь мы одни и бояться, что сор из избы вынесут, нечего, да и дело-то прошлое. Вы знаете, как много говорили о событии 9 января и как часто можно было слышать суждение, что прими царь депутацию честь-честью, выслушай депутатов ласково, все обошлось бы по-хорошему. Ну, как вы полагаете, о. Георгий, что было бы, если бы царь вышел к народу?

Абсолютно неожиданно, но искренним тоном поп ответил:

Убили бы в полминут, полсекунд.

Начальник Петербургского охранного отделения А.В.Герасимов также описывал в своих воспоминаниях, что существовал план убить Николая II, о котором ему рассказал Гапон во время разговора с ним и Рачковским: «Неожиданно я его спросил, верно ли, что 9 января был план застрелить императора при выходе его к народу. Гапон ответил: «Да, это верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нем гораздо позднее. Это был не мой план, но Рутенберга… Господь его спас…».

Представители революционных партий распределялись между отдельными колоннами рабочих (их было одиннадцать - по числу отделений гапоновской организации). Эсеровские боевики готовили оружие. Большевики сколачивали отряды, каждый из которых состоял из знаменосца, агитатора и ядра, их защищавшего (т. е., фактически, из боевиков). Все члены РСДРП обязаны были быть к шести часам утра у пунктов сбора. Готовились знамена и транспаранты: «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!», «К оружию, товарищи!».

9 января 1905 г. — начало Кровавого Воскресенья

9 января с раннего утра рабочие начали собираться на сборных пунктах. Перед началом шествия в часовне Путиловского завода отслужен молебен о здравии царя. Шествие имело все черты крестного хода. В первых рядах несли иконы, хоругви и царские портреты. Но с самого начала, еще задолго до первых выстрелов, в другом конце города, на Васильевском острове (а также в некоторых других местах), группы близких к эсерам рабочих во главе с революционными провокаторами сооружали баррикады из телеграфных столбов, водружали на них красные флаги.

В отдельных колонах было несколько десятков тысяч человек. Эта огромная масса фатально двигалась к центру и чем ближе подходила к нему, тем больше подвергалась агитации революционных провокаторов. Еще не прозвучало ни одного выстрела, а какие-то люди распускали самые невероятные слухи о массовых расстрелах. Попытки властей призвать шествие к порядку получали отпор специально организованных групп.

Начальник департамента полиции Лопухин, который, кстати сказать, симпатизировал социалистам, написал об этих событиях так: «Наэлектризованные агитацией, толпы рабочих, не поддаваясь воздействию обычных общеполицейских мер и даже атакам кавалерии, упорно стремились к Зимнему дворцу, а потом, раздраженные сопротивлением, начали нападать на воинские части. Такое положение вещей привело к необходимости принятия чрезвычайных мер для водворения порядка, и воинским частям пришлось действовать против огромных скопищ рабочих огнестрельным оружием».

Шествие от Нарвской заставы возглавлял сам Гапон, который все время выкрикивал: «Если нам будет отказано, то у нас нет больше Царя». Колонна подошла к Обводному каналу, где путь ей был прегражден рядами солдат. Офицеры предлагали все сильней напиравшей толпе остановиться, но она не подчинялась. Были произведены первые залпы, холостые. Толпа готова была уже вернуться, но Гапон и его помощники шли вперед увлекая за собой толпу. Раздались боевые выстрелы.

Приблизительно так же разворачивались события и в других местах - на Выборгской стороне, на Васильевском острове, на Шлиссельбургском тракте. Начали появляться красные знамена, революционные лозунги. Часть толпы, возбужденная подготовленными боевиками, разбивала оружейные магазины, возводила баррикады. На Васильевском острове толпа, руководимая большевиком Л.Д.Давыдовым, захватила оружейную мастерскую Шаффа. «В Кирпичном переулке, - позднее докладывал государю Лопухин, - толпа напала на двух городовых, один из них был избит. На Морской улице нанесли побои генерал-майору Эльриху, на Гороховой улице нанесли побои одному капитану и был задержан фельдъегерь, причем его мотор был изломан. Проезжавшего на извозчике юнкера Николаевского кавалерийского училища толпа стащила с саней, переломила шашку, которой он защищался, и нанесла ему побои и раны…».

Последствия Кровавого Воскресенья

Всего 9 января 1905 г. было убито 96 человек (в том числе околоточный надзиратель), а ранено - до 333 человек, из коих умерло до 27 января еще 34 человека (в том числе один помощник пристава). Итак, всего убили 130 человек и около 300 ранили. Такие последствия имела заранее спланированная акция революционеров.

Надо думать, многие из участников той демонстрации со временем разобрались в сути провокации Гапона и эсеров. Так, известно письмо рабочего Андрея Ивановича Агапова (участника событий 9 января) в газету «Новое время» (в августе 1905 г.), в котором он, обращаясь к зачинщикам провокации, написал:

…Вы обманули нас и сделали рабочих, верноподданных Царя - бунтовщиками. Вы подвели нас под пули преднамеренно, вы знали, что это будет. Вы знали, что написано в петиции якобы от нашего имени изменником Гапоном и его бандой. А мы не знали, а если бы знали, то не только никуда бы не пошли, но разорвали бы вас в клочья вместе с Гапоном, своими руками.

1905 год, 19 января — в Александровском дворце в Царском Селе государь принял депутацию рабочих столичных и пригородных заводов и фабрик в составе 34 человек в сопровождении санкт-петербургского генерал-губернатора Д.Ф.Трепова, сказав им, в частности, следующее:
Я вызвал вас для того, чтобы вы могли лично от Меня услышать слово Мое и непосредственно передать его вашим товарищам. <…> Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое следует улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливыми и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах - преступно. <…> Я верю в честные чувства рабочих людей и непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их. <…>.

Николай II и Императрица назначили из собственных средств 50 тысяч рублей для оказания помощи членам семей «убитых и раненых во время беспорядков 9-го сего января в С.-Петербурге».

Конечно, Кровавое Воскресенье 9 января, произвела на Царскую семью очень тяжелое впечатление. А революционеры разворачивают красный террор…

9 (22 по новому стилю) января 1905 г. в Санкт-Петербурге была расстреляна демонстрация, состоящая из нескольких тысяч рабочих. Этот день с тех пор именуется «Кровавым воскресеньем». Начало января ознаменовалось всеобщей политической стачкой. В ней принимали участие не менее 111 тыс. человек.

Основными требованиями рабочих были:

гарантированный минимум зарплаты;
восьмичасовой рабочий день;
отмена обязательных сверхурочных работ.

План организации мирного хода к правительству с петицией был предложен священником Георгием Гапоном. В эту петицию входили не только экономические, но и политические требования. Размах стачечного движения настолько напугал правительство, что в Москву были стянуты серьезные силы - до 40 тыс. полицейских и военных.

На дату «Кровавого воскресенья» (9 января) был назначен ход к , поскольку небольшая часть рабочих все еще сохраняла веру в него. Стоит отметить, что в сложившейся ситуации демонстрация имела весьма провокационный характер. Предотвратить ее не удалось.

Рабочие в сопровождении жен и детей, неся портреты царя и хоругви, двинулись к Зимнему дворцу. Однако шествие в 12 часов дня было атаковано у Невских ворот кавалерией, а пехота дала пять залпов. Г. Гапон после этого скрылся. У Троицкого моста через час по демонстрантам был открыт огонь с Петербургской и Выборгской сторон. У Зимней части Преображенского полка тоже дали несколько залпов по людям в Александровском саду. В общей сложности в ходе «Кровавого воскресенья» 1905 г. погибло до 1 тыс., а было ранено до 2 тыс. человек. Эта кровавая расправа положила начало

Кровавое воскресенье начиналось как мирный протест недовольных сталелитейщиков в Санкт-Петербурге. Разгневанные плохими условиями труда, экономическим спадом и продолжающейся войной с Японией, тысячи рабочих пошли к Зимнему дворцу, чтобы просить Николая II о реформе. Но царя в тот день во дворце не было, а запаниковавшие солдаты, не найдя другого решения, начали массовый расстрел бастующих людей.

В любой другой период такое происшествие могло напугать народ и надолго отбить желание к забастовкам, но не тогда. Авторитет царя падал, а недовольство сложившимся в стране режим возрастало. Впоследствии, именно события «Кровавого воскресенья» послужат толчком к началу всеобщих забастовок, крестьянских волнений, убийств и политической мобилизации, более известных как революция 1905 года.

Предпосылки

Экономический подъем 1900 г. вызвал всплеск промышленного роста, но практически никак не отразился на законодательстве труда. К началу ХХ века рабочий труд в России оценивался дешевле, чем во всех странах Европы (собственно, именно низкие зарплаты и привлекали иностранных инвесторов). Рабочие трудились в ужасных условиях: по 10,5 часов шесть дней в неделю, но были известны и случаи с 15-часовыми сменами. Не было выходных по праздникам, больничных и пенсий.

Гигиена и уровень безопасности также оставляли желать лучшего, несчастные случаи и травмы на производстве были обычным делом, а пострадавшим даже не выплачивали компенсацию, просто увольняя недееспособных сотрудников.

Владельцы фабрики часто облагали штрафами рабочих за опоздания, перерывы в туалет, разговоры и даже пение во время смены! Большинство рабочих жили в переполненных многоквартирных домах или ветхих сараях, принадлежащих их работодателям; в жилье такого типа, как правило, проживало чрезмерное количество людей, сами дома были старые, а удобства – отопление и канализация – работали с перебоями.

Недовольства таким отношением к труду, а также тот факт, что подавляющая часть производств находилась в городах, спровоцировали брожение революционных идей в рабочей среде. Неудовлетворенность рабочих условиями, в которых они трудились, неуклонно росла, но стала особенно острой в последние месяцы 1904 г. Этому немало способствовали тяжелая и кровопролитная война с Японией и экономический кризис.

Внешняя торговля падала, государственные доходы сокращались, вынуждая компании увольнять тысячи рабочих и еще больше ужесточать условия работы для тех, кто остался. Страна погрузилась в голод и нищету, чтобы хоть как-то выровнять доходы, предпринимателя увеличили цены на продовольствие на 50%, но повышать заработную плату рабочим отказывались.

Георгий Гапон

Неудивительно, что такие условия породили в стране волну беспорядков и инакомыслия. Пытаясь как-то изменить сложившийся режим, рабочие формировали «рабочие секции», деятельность которых, сперва ограничивающаяся дискуссиями, впоследствии переросла в акции забастовки.

Некоторые из таких забастовочных комитетов возглавлял Георгий Гапон, священник и уроженец Украины.

Гапон был красноречивым и убедительным оратором и примерным активистом. Сергей Зубатов – глава особого отдела департамента полиции, заметил выдающиеся ораторские способности Гапона, и предложил необычную должность. Зубатов был в курсе революционных движений, но выступал против политики отправлять всех несогласных на каторгу.

Вместо этого, он предложил Гапону возглавить революционное движение, тем самым управляя рабочими “изнутри”. Но надежды Зубатова не оправдались: Гапон, работая в тесном контакте с обнищавшими и голодающими рабочими, в конечном итоге принял их сторону.

В декабре 1904 года мастер А. Тетявкин без видимых на то причин уволил четырех рабочих – членов рабочей секции Гапона, спровоцировав волну негодования на заводе.

На собрании рабочих было решено “тихо и мирно” приостановить работу до тех пор, пока начальством не будут выполнены условия – увольнение Тетявкина и восстановление на заводе потерявших свои должности рабочих.

Директор Путиловского завода, убежденный в несостоятельности выдвигаемых против Тетявкина обвинений, потребовал прекратить забастовку, в противном случае угрожая уволить всех рабочих без исключения.

Вечером 4 января делегация из 40 рабочих разных цехов во главе с Гапоном пошла к директору со списком требований, в котором в числе прочих был 8-часовой рабочий день.

В тот же день к путиловцам примкнули рабочие Франко-русского механического завода, трудящие Невской ниточной, Невской бумагопрядильной и Екатерингофской мануфактур, и многие, многие другие. Выступая перед рабочими, Гапон критиковал чиновников-капиталистов, ценящих материальные блага выше жизни простых рабочих и настаивал на необходимости политических реформ.

Лозунг “Долой чиновничье правительство!” впервые прозвучал именно из уст Гапона. Примечательно, что идея обратиться к царю с озвучиванием нужд народа была предложена Гапоном задолго до событий января. Сам Гапон, однако, до последнего надеялся, что забастовка будет выиграна и нужде в петиции не будет. Но администрация стояла на своем, и проигрыш рабочих в этом конфликте становился очевидным.

“Кровавое воскресенье”

Гапон подготовил петицию к царю, в которой описал все требования, направленные на улучшение условий жизни и труда. Ее подписали свыше 150 000 рабочих, и в воскресенье 9 января массовое шествие двинулось к Зимнему Дворцу, намереваясь передать эти требования царю. в тот день во дворце не было, он находился в Царском Селе в 25 км от столицы.

Увидев многотысячную толпу рабочих, офицеры вызвали охранный гарнизон дворца, чтобы охранять все точки входа. Когда рабочие подошли, солдаты начали массовый обстрел. Доподлинно неизвестно, был ли это приказ или самовольные действия солдат. Число жертв по разным источникам колеблется от 96 до 200 человек, а революционные группы настаивали на еще большем количестве.

Реакция

События «Кровавого воскресенья» освещали по всему миру. В газетах Лондона, Парижа и Нью-Йорка Николай II изображался как жестокий тиран, а в России царя вскоре после событий и вовсе окрестили «Кровавый Николай». Марксист Петр Струве назвал его «Народным палачом», а сам Гапон, который в событиях 9 января чудом избежал пуль, заявил: “Бога больше нет. Нет царя!”

Кровавое воскресенье спровоцировало массовые забастовки рабочих. По некоторым данным, в январе-феврале 1904 года только в Санкт-Петербурге бастовали до 440 000 человек. В кратчайшие сроки забастовки Петербурга поддержали и жители других городов — Москвы, Одессы, Варшавы и городов стран Прибалтики.

Позже протесты такого рода стали более согласованными и сопровождались четко сформулированными и подписанными требованиями политической реформы, но в течение 1905 года царский режим, бесспорно, переживал один из самых тяжелых периодов за свою трехвековую историю. Кратко события “Кровавого воскресенья” можно обозначить следующими положениями:

Российские рабочие на производстве работали в чудовищных условиях за мизерную заработную плату и терпели крайне неуважительное отношение со стороны работодателей;
Экономический кризис 1904-1905 годов ухудшил и без того плохие условия жизни и труда, сделав их невыносимыми, что привело к формированию рабочих секций и брожению революционных настроений в массах;
В январе 1905 года рабочие под предводительством священника Гапона подписали петицию с требованиями для царя;
При попытке передать петицию, рабочие попали под обстрел солдат, охранявших Зимний Дворец;
“Кровавое воскресенье” стало, по сути, первым сигналом о невозможности долее мириться со сложившимся царским режимом и произволом властей и, как следствие, революции 1917 года.

До сих пор встречаются люди, которые не могут простить Николаю II «Кровавое воскресенье». Не все знают, что в этот день Государь находился в Царском Селе, а не в столице, что он не отдавал приказа стрелять в рабочих и физически не мог бы принять делегацию «от народа». Более того, Государь был преступно дезинформирован о происходящем в столице.

Порою и те, кто знает, что царя не было в Санкт-Петербурге, утверждают, будто он сознательно «скрылся от народа», а «обязан был приехать и принять петицию». Для многих, даже среди православных, мысль о 9 января не совмещается с мыслью о святости царя.

Ответствен ли царь?

В «Материалах, связанных с вопросом о канонизации царской семьи» (изданных Синодальной комиссией по канонизации святых в 1996 году, далее они упоминаются как «Материалы») трагедии 9 января посвящена отдельная обстоятельная статья, в заключении к которой говорится: «Государь нес бремя нравственной ответственности перед Богом за все события, происходившие во вверенном ему государстве», таким образом, доля ответственности за трагические события 9 января 1905 года лежит на императоре. Государь, как мы увидим, и не ушел от нее. Стоит иметь в виду, что «Материалы» вышли отдельной книгой: «Он всех простил… Император Николай II. Церковь о царской семье». СПб, 2002 г.

«Однако, — говорится в «Материалах», — эта доля ответственности не идет ни в какое сравнение с той нравственной и исторической виной за вольную или невольную подготовку или непредотвращение трагедии 9 января, которая ложится на таких исторических деятелей, как, например, извергнутый из священнического сана Г. Гапон или отправленный в отставку с поста министра внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский». В назначении последнего на указанный пост или в том, что этот человек не был отстранен от своего поста своевременно, можно упрекнуть Николая II. Лишь бы такой упрек не был — набившим оскомину — знанием за царя, как тот должен был поступить.

Министр «доверия»

В середине июля 1904 года террористом был убит министр внутренних дел В.К. Плеве. Государь не сразу принял решение о том, кто его заменит. Назначение состоялось лишь в конце августа 1904 года. Со стороны императора оно, очевидно, было маневром, поскольку, в отличие от консерватора Плеве, П.Д. Святополк-Мирский был известен своим либеральным настроем. И осень 1904 года вошла в историю либерализма в России как «весна Святополк-Мирского», открыто заявлявшего о необходимости доверительных отношений между правительством и обществом. Это было время социального брожения в России. Всюду в «обществе», под теми или иными предлогами, звучали речи о необходимости изменений, о необходимости конституции. В Петербурге прошел земский съезд, не получивший разрешения на свое открытие у Николая II и получивший… негласное разрешение П.Д. Святополк-Мирского, давшего понять съехавшимся делегатам, что будет смотреть сквозь пальцы на его проведение. Съезд единодушно принял либеральную декларацию и представил ее, к большому смущению последнего, «своему» министру. Государь был возмущен, но отставки министра не принял.

Когда уже было известно, что намечается небывалая по размаху манифестация, министр внутренних дел успокаивал себя и других словами, что достаточно будет разъяснения: царя нет в столице. И народ тогда мирно разойдется… А помощь войск, мол, нужна только чтоб не допустить давки в центре города. Вечером 8 января 1905 года П.Д. Святополк-Мирский приезжает в Царское Село и докладывает царю о ситуации в столице. Он заверяет его, что, несмотря на огромное число бастующих рабочих, положение не вызывает серьезных опасений, не говорит ни слова о предстоящем шествии рабочих к Зимнему дворцу, о вызове войск в столицу и о планах противостоять демонстрации вооруженной силой. И, возвратившись в Санкт-Петербург, совсем уже поздно вечером, проводит правительственное совещание о планах на следующий день…

Подходящая фигура

Трагедия была неизбежной. Ибо, благодаря вдохновенной (хочется сказать: инфернально-вдохновенной) деятельности Георгия Гапона в предыдущие дни десятки тысяч рабочих собрались назавтра идти к царю как к единственному заступнику…

Имя Георгия Гапона долгое время соединялось с ярлыком «провокатор», его личность считалась недостойной внимания. И «Материалы», и книга И. Ксенофонтова «Георгий Гапон: вымысел и правда» (М., 1997), и недавно вышедшая книга М. Пазина «Кровавое воскресенье. За кулисами трагедии» (М., 2009) представляют священника Г. Гапона как личность весьма незаурядную и одаренную. С юных лет он испытывал сострадание к трудящимся людям и думал о том, как помочь им делом. Такие стремления были у Георгия Аполлоновича искренними, сострадание — неподдельным, иначе он не умел бы так привлекать сердца, как, несомненно, умел. Но, увы, его лучшие чувства сочетались с тщеславием и непомерным честолюбием. Обладая к тому же артистическим даром, он умел завоевывать доверие к себе как у самых простых людей, так и у высокопоставленных лиц. Милосердный и вдумчивый взгляд на этого человека выразил современный православный историк отец Василий Секачев, опубликовавший в журнале «Нескучный сад» к 100-летию «Кровавого воскресенья» статью «Трагедия священника Гапона ». Действительно, «горе тому, через кого соблазн приходит». Уж очень подходящей фигурой был Георгий Гапон для провокатора рода человеческого, «особое поручение» которого осуществил он весьма старательно.

Главным детищем Гапона было «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», легальная организация, созданная для осуществления взаимной помощи между рабочими и проведения разнообразных культурно-просветительских мероприятий для рабочих. Не совсем справедлив был историк С. Ольденбург, однозначно считавший Гапона вставшим на сторону революции. Гапон не знал, чего хочет, он не был лоялен ни по отношению к власти, ни по отношению к революционерам, проникавшим в его окружение (то-то эсеры и убили его в 1906 году), он просто хотел быть на виду, отчего с неизбежностью «левел». Некая «тайная пятерка», руководившая «Собранием», состояла из оппозиционно настроенных людей, связанных и с социал-демократами, и, возможно, с эсерами. Недосмотр полиции — вопиющий; но тут-то и сказался артистизм Гапона: власти ему доверяли полностью.

Идея шествия к царю

Тем не менее шествие 9 января вряд ли можно считать провокацией, планомерно подготовленной революционерами. Была и подготовка, была и спонтанность. Другое дело, что в сентябре 1904 года в Париже уже состоялся (на японские деньги!) съезд оппозиционных сил Российской империи, одним из решений которого было использовать всякий кризис для создания революционной ситуации. Однако такой «подарок» левым силам, как «расстрел царем мирной демонстрации», стал возможен во многом благодаря вдохновенной активности Георгия Гапона. Концентрация внимания на царе, возбуждение общих надежд на царя, «загороженного чиновниками» от народа, обращение лично к царю… — все это было творческой демагогией Гапона. В результате простодушные люди шли «увидеть царя», одевшись в чистое, взяв с собою детей… Никто из активистов революционного движения не только не любил (естественно) царя, но и не обращал внимания на любовь к нему и веру в него простого народа. Гапон же знал, к кому обращался.

В упомянутой книге И Ксенофонтов приводит воспоминания Карелина, одного из членов «тайной пятерки», социал-демократа, относящиеся к осени 1904 года: «Мы глухо внедряли идею выступления с петицией на каждом собрании в каждом отделе» (речь идет об отделах «Собрания фабрично-заводских рабочих»). Тот же Карелин свидетельствовал, что Гапон вначале относился к идее выступления негативно. Но в начале ноября 1904 года он понял, что должен выбирать. На вопросы «Когда же выступим?» он отвечал, что необходима большая забастовка, что нужно дождаться падения Порт-Артура, и, возможно, его ответы были для него самого отговорками, оттяжками того, что предчувствовал…

21 декабря Порт-Артур пал. А в конце декабря возник и повод к большой забастовке: на Путиловском заводе были якобы уволены четверо рабочих, членов «Собрания». Из рабочих фактически был уволен только один (!), но ложь наворачивалась на ложь, возбуждение росло, и требования, касавшиеся товарищей по работе, становились уже «экономическими требованиями», среди которых были заведомо невыполнимые, как-то 8-часовой рабочий день (немыслимый в военное время на заводе, выполнявшем военные заказы) или бесплатное медицинское обслуживание не только рабочих, но и членов их семей. Забастовка разрасталась, то стихийно, то отнюдь не стихийно. Активисты бастовавшего предприятия являлись на работавшее предприятие и вынуждали работавших (например, угрозами избиений) бросить работу. О том, как это происходило, подробно рассказано в упомянутой книге М. Пазина, а также в книге П. Мультатули «Строго посещает Господь нас гневом Своим… Император Николай II и революция 1905-1907 гг.» (М., 2003).

К 6 января бастовало несколько десятков тысяч рабочих. Текст петиции был уже, в основном, готов, в этот день Гапон ездил из одного отдела «Собрания» в другой и произносил речи, разъясняя рабочим суть требований, которые формулировались от их имени. Он выступил не менее 20 раз. Именно в этот день он высказал идею идти в воскресенье к царю «всем миром». Рабочие приняли ее с воодушевлением.

Петиция или ультиматум?

Текст петиции приведен в книге М. Пазина. Стоит познакомиться с ней, чтобы понять, почему Государь оставил ее без внимания и прямо говорил о мятеже. Это только в учебниках по истории России пишут до сих пор, что рабочие хотели донести до царя «свои нужды и чаяния». Написанная в неприглядном стиле «плача», петиция вначале содержит описание отверженности рабочих со стороны их хозяев, утверждение, что законы ограждают лишь бесправие трудящихся, что Россия гибнет при «чиновничьем правительстве» и т.п. Далее следует такой, например, пассаж: «Разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть нам всем, трудящимся? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники». Далее: «Это-то и привело нас к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи своему народу, выведи его из могилы бесправия…и т.д.». В чем же видится «рабочим» выход? В Учредительном собрании, не больше, не меньше, ибо, как говорится в петиции, «необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собой». Царю предлагается: «Немедленно повели созвать представителей земли русской… Повели, чтобы выборы в Учредительное Собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов. Это самая наша главная просьба, в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших ран». Далее следовали еще тринадцать пунктов: все свободы, ответственность министров «перед народом», политическая амнистия, отмена всех косвенных налогов, и даже — «прекращение войны по воле народа». Петиция завершалась словами: «Повели и поклянись исполнить их … А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу — мы умрем здесь на этой площади перед твоим дворцом». Дьявольская «фактура» пронизывает весь этот «плач». Мы почувствуем ту же фактуру и в описании выступлений Гапона, предполагавшего (вот мечта!) лично войти во дворец к царю и вручить ему особый, напечатанный на лучшей бумаге, экземпляр петиции: «Ну вот подам я царю петицию, что я сделаю, если царь примет ее? Тогда я выну белый платок и махну им, это значит, что есть у нас царь. Что должны сделать вы? Вы должны разойтись по своим приходам и тут же выбрать своих представителей в Учредительное собрание. Ну а если царь не примет петиции, что я тогда сделаю? Тогда я подниму красное знамя, это значит, что нет у нас царя, что мы сами должны добыть свои права»… Вот так мирное шествие! Здесь уже, предваряя дальнейший рассказ, уместно заметить, что одна из колонн в шествии 9 января была просто революционной, в ней шли не с портретами царя, а с красными флагами.

Было по-разному

В манифестации приняло участие около 150 тысяч человек. С разных концов шли к центру города колонны, их встречали преграждавшие путь войска, несмотря на это, колонны продолжали идти, после третьего предупреждения войска начинали стрелять, и только тогда народ разбегался. Есть воспоминания о том, что предупредительный рожок слышен не был. Но есть воспоминания и о том, что колонна продолжала движение не только после предупреждений, но и после первых выстрелов. Это означало наличие в ней «аниматоров», побуждавших к дальнейшему движению. Более того, бывало, что из колонны кто-то первым стрелял в войска. Это также были не рабочие, а внедрившиеся в колонну революционеры или студенты. Особенно серьезным было сопротивление войскам на Васильевском острове. Здесь строили баррикады. Здесь бросали кирпичи в войска из строящегося дома, также и стреляли из него.

В образовавшейся ситуации многое зависело от конкретных людей. Зачастую (тому много подтверждений можно найти в книгах М. Пазина и П. Мультатули) войска вели себя очень сдержанно. Так известнейший этюд К. Маковского к картине «9 января 1905 года на Васильевском острове», где человек одухотворенного вида раздирает на себе одежду, предлагая стрелять в него, имел прообраз в действительности, только тот человек, раздиравший одежду, вел себя истерически и кричал бессмысленно, никто не стрелял в него, отнеслись добродушно. Бывало (например, на Московском проспекте или возле Александро-Невской Лавры), что колонна спокойно останавливалась перед войсками, внимала уговорам и расходилась. Были примеры ожесточения со стороны военных. Есть воспоминания Е. Никольского о полковнике Римане, по приказу которого без предупреждения стреляли в людей, не имевших отношения к шествию, и вообще о страшных впечатлениях того дня. Но известно и поведение капитана Литке, рота которого пыталась воспрепятствовать скоплению бушующей толпы в районе Казанского собора. В его солдат бросали камни, палки, куски льда, их осыпали оскорблениями. Литке, однако, сдерживал своих подчиненных и предпочитал отступать в укромное место, не пытаясь решать проблемы силой. Не сразу удалось ему очистить Невский проспект, разгоняя толпу прикладами «вследствие ее упорства и озлобления», как он писал в донесении. Особенно агрессивной была толпа, собравшаяся у решетки Александровского сада, тут выкрикивали оскорбления в адрес военных, кричали, свистели, на предупреждения о выстрелах кричали «стреляйте». После неоднократных мирных попыток и трех предупреждений горна, поданных с промежутками, выстрелы были сделаны, толпа разбежалась, на месте осталось около 30 человек убитых и раненых.

По данным официальной статистики, всего было убито 128 человек (включая полицейского) и 360 ранено (включая военнослужащих и полицейских). По сведениям большевика-историка В. Невского, бывшего свидетелем событий 9 января 1905 года, убито было от 150 до 200 человек. И некоторые авторы (например, Эдвард Радзинский), и в учебниках по-прежнему пишут, что жертв были тысячи.

Царь узнал вечером

Николай II записал в дневнике: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего Дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!».

Государь нашел человека, который восстановил, хоть и не сразу, порядок в столице. Это был Д.Ф. Трепов, ставший генерал-губернатором столицы. 18 января состоялось совещание министров по поводу происшедших событий под председательством Витте. Было выдвинуто предложение манифеста, в котором выражались бы скорбь и ужас в связи с трагедией 9 января, а также указывалось бы, что Государь не знал о предполагавшемся шествии народа к дворцу и что войска действовали не по Его приказу. Однако Государь согласился с мнением графа Сольского, сказавшего на совещании, что войска не могут действовать не по приказу царя. Император не хотел снимать с себя ответственности и отверг идею манифеста. Он поручил Д.Ф. Трепову собрать делегацию рабочих из разных заводов, которую принял 19 января.

«Вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей Родины, — сказал Государь. — … Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить. Но мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах — преступно». По инициативе императора была создана комиссия для выяснения нужд рабочих при участии выборных из их среды. Выборщики собрались и… выставили ряд политических требований! Комиссия так и не приступила к работе.

Торжество искавших повода

В своей книге «На рубеже двух эпох» епископ Вениамин (Федченков) писал о 9 января: «Тут была подстрелена (но еще не расстреляна) вера в царя. Я, человек монархических настроений, <…> почувствовал в сердце своем рану <…> очарование царем упало. <…> Пала вера и в силу царя, и этого строя». Что же говорить о людях, не настроенных монархически? Лозунг «Долой самодержавие!» и так уже был, что называется, на слуху. Теперь же клевета на царя могла достигнуть и достигла своего апогея. Никто не верил (и сейчас, бывает, не верит!), что Государь 9 января не был в столице. Хотелось считать и считали, что царь сам не захотел принять мирной делегации от рабочих с мирным изложением их нужд и чаяний, но отдал приказ стрелять в народ. Такое изложение событий стало настолько общепринятым, что до сих пор так учат (автор настоящей статьи знает это от хорошо знакомого молодого итальянца) в итальянских школах. Тогда же французский левый сатирический журнал «L’Assiette au Beurre» (буквально «тарелка масла», «доходное место») опубликовал карикатуру на Николая II, где царь держит на руках более чем годовалого цесаревича (которому, в действительности, было пять месяцев) и с удовольствием показывает ему Дворцовую площадь с массой расстрелянных людей.

Осип Мандельштам для одной провинциальной газеты написал, к 17-й годовщине трагедии, т.е. в 1922 году, статью под названием «Кровавая мистерия 9 января ». В этой статье есть такая фраза: «Любая детская шапочка, рукавичка, женский платок, жалко брошенный в этот день на петербургских снегах, оставались памяткой того, что Царь должен умереть, что Царь умрет». Вряд ли поэт помнил при этом о расстрелянных царских детях или испытывал злорадное удовлетворение от сбывшейся мести, он писал, скорей, о «мистерии воздаяния».

Никому и дела не было ни до встречи царя с рабочими, ни о выделении царем крупной суммы денег (50.000 руб) на нужды семей, пострадавших 9 января, ни до правительственной комиссии о нуждах рабочих, ни до того, что в журнале «Былое» уже в 1906 году (N1) появилась статья c правдивым и обстоятельным изложением событий 9 января 1905 года. Будем надеяться, что хотя бы сейчас есть люди, желающие знать правду о тех событиях.